И не дождалась.
Его поглаживания не прекращались ни на секунду, и нежное воздействие мерно гладивших меня рук медленно освобождало меня от страхов, потом от желания и, наконец от всего, что мешало мне уснуть. Удивительно, но я провалилась в сон.
- Вот и все, моя Жадана, - услышала я слабый, далёкий голос. - Вот и все. И вовсе мы не страшные.
Я спала крепко, гораздо крепче, чем когда-либо прежде, и это даже несмотря на напряжение, в котором я пребывала всё последнее время. Словно поняв, что всё страшное, что могло в моей жизни случиться, уже случилось и дальше от меня больше ничего не зависит, я спрятала все колючки и просто отрубилась. Даже когда гораздо позже, этой же ночью, я почувствовала, как Ваилд прижимается ко мне, переворачивается во сне и при этом увлекает меня за собой, всё равно не вскакивала испуганно, как это происходило в доме моего отчима, стоило мне услышать какой-либо звук. Я будто дошла до предела и приняла неизбежное. Сегодня ли ночью, завтра ли, или, может, послезавтра - ЭТО всё равно случится.
Но глубоко за полночь, когда руки альфы крепко обхватили меня и стали сжимать так сильно, что даже рёбра застонали, мой мозг стремительно вернулся в реальность. Приглушенные подушкой стоны боли - это было единственное, что я услышала. А ещё – пальцы Вайлда, впивающиеся в мою кожу, словно клещи. Я даже пискнуть не могла, не то, что закричать или что-то сказать. И вдруг сквозь рычание, полное страдания, я совершенно чётко различила слова.
- Нет! - рычал он.- Нет, нет! Мама!
Мама?! Все знают, что со стаей Гриммуров много лет назад случилась беда. Но никто и никогда не рассказывал мне подробностей. Да я, если честно, и не интересовалась. Но наверное, это было нечто ужасное, если взрослый парень так корчился во сне от горя, вспоминая свою маму. Конечно же, он спал. А иначе вряд ли открылся бы мне, вряд ли обнажил перед случайной девочкой для секса свою душу.
- Вайлд! – выдохнула я, когда тиски его рук чуть расслабились, - Вайлд!
Я снова и снова звала его по имени. Но он не просыпался. Но я всё же смогла повернуться к нему лицом, и ужаснулась. Его лицо в лунном свете казалось очень бледным, на лбу выступила испарина. Из-под вздрагивающих, плотно сжатых век катились две крупные слезинки. Черты лица были так заострены, словно он испытывал настоящую боль. Белые волосы разметались по подушке, а руки снова клещами обхватили меня.