— Тысяча восемьсот девяносто первый год, художник Кузнецов Николай Дмитриевич. В Третьяковской галерее ни разу не были?
— Да как-то…
— Лазарев! — ушей касается знакомое чириканье.
В нос бьет вишневый аромат, а правое полушарие, пострадавшее раннее от сковородки, ощущает болезненный шлепок.
Она меня ударила?!
— Какая прелесть. Не торопись, так и виси. У тебя вид сзади приятнее, чем спереди.
Дергаюсь и изо всей силы прикладываюсь головой о слишком узкий проем. Из глаз летят искры. За спиной раздается злорадное хихиканье.
— Если решил самоубиться, выбери другое место. Здесь приличные люди забирают детей. Раскидаешь кости, а у птенчика моральная травма отрастет.
Охранник с сочувствием кивает и многозначительно вздыхает.
— Что?! — раздраженно вскрикиваю, пытаясь выбраться из плена зацепившейся за раму куртки.
Глупее ситуации не придумать. Вот вам и властный пирожок. Все повидло размазывается, пока воробушек от смеха дохнет.
Еще по заднице дала, коза! Как ребенку!
— Счастье какое, говорю, — шмыгает носом и потирает пышные усы. — Супруга ваша прибыла.
— Да упаси господь, — с силой дергаюсь. — От такого счастья.
— Тамбовский волк ему супруга, — хрюкает заливающийся воробушек, чем бесит пуще прежнего.
С треском оказываюсь на свободе. Растираю зудящую от напряжения шею, поправляю кожанку. Открываю рот, чтобы отчитать Аню. Но по закону подлости глохну, когда взгляд сталкивается с омутами цвета мореного дуба.
Не женщина, а звуковая граната.
Дай бог ее маме здоровья.
13. Глава 13. Аня
Рука до сих пор горит от удара, а внутри растекается повидлом злорадство.
Гневные искорки во взгляде Лазарева приводят меня в дикий восторг. Уж с каким удовольствием я дала ему по заднице…
По совершенной, кстати, заднице. Мужчине запрещено иметь такой прокаченный орех.
Бесстыдство!
Ходят в своих пидотрениках из джинсовой ткани, притягивают взгляд невинных девушек, соблазняют на коварные и совершенно детские поступки. Но я больше жалею, что не оставила на заднице Лазарева отпечаток ботинка, а обошлась ладонью.
Такой бы классный натюрморт вышел.
Персики со следом от каблука. Ух!
— Анна Эдуардовна, молодой человек утверждает, что он отец Кирилла, — вмешивается в мои мысли охранник.
Я с трудом отрываю взгляд от бушующего океана в радужках Лазарева.
Нет, есть в нем что-то от купидончика. Такой же невинный с виду, любит раздеваться и тихонько гадить с неба.