Майя обнимает себя за плечи, будто желая спрятаться от десятка пар глаз, недобро уставившихся на нее. Но продолжает стоически сносить свой новогодний выговор.
— Вон и дядя Леша говорит, что ты ужасно вырядилась? — вдруг выдает Влад. — Да, Лех?
Что? Да я ведь вовсе не об этой одежде говорил.
Голубые глазки безошибочно находят меня. Теперь-то Майя уязвлено хмурится. Будто сдалась и больше не может вытерпеть нападки отца. Поджимает пухлые губки, будто сейчас расплачется, и… убегает из зала.
Вот черт.
— Да ты блядь издеваешься?! — одергиваю друга за плечо. — Я говорил о дырявых сапогах и худом пуховике! Неужели не видел, что у нее от холода губы посинели? При чем тут платье? Нормальное же платье! Зачем ты ее унизил при всех? Ребенку праздник испортил…
Я тогда отправил его успокоить дочку. И на несколько часов они пропали у меня из виду.
А я кажется из чувства вины слегка накидался, и к полуночи уже зажимался с какой-то потаскухой в кухне. Надо было срочно как-то разобраться с неуместным стояком.
4. Глава 4. ОНА
— Ч-что вы… делаете? — шокировано шепчу, непонимающе наблюдая, как Мансуров натягивает на мои сырые ноги огромные по размеру носки.
Вместо ответа он похлопывает ладонью по переднему пассажирскому, и охранник выдает ему один за другим новенькие красивые девчачьи угги на меху.
Беленькие. Прямо такие, как я давно мечтала.
В горле слезы застревают. Да он блин издевается надо мной!
— З-зачем это? — меня трясет. — Решили, что я ваша кукла? Не нравится, как я одеваюсь тогда просто найдите себе другую! Те сапоги вообще-то мамины были. Мало вам было меня семьи лишить? Еще и память о них решили отобрать?!
Невозмутимо напяливает мне на ноги новую обувь, задерживая свои пальцы на моих щиколотках дольше необходимого. И наконец возвращает меня в исходное положение спуская мои ноги на коврик.
— Мамины сапоги, это конечно хорошо. Но беременным вредно на каблуках ходить, — строго говорит он. — А в мокрой обуви особенно.
Если бы я все еще была той влюблённой дурочкой, то наивно бы решила, что он проявляет заботу обо мне. Но теперь меня не проведешь. Это чудовище всегда думает только о собственной выгоде.
— Вы меня теперь из-за этой гребанной беременности в заложники возьмете, — цежу зло.
— Пока планирую только в жены. А там как вести себя будешь.