Здесь так много народа, что я немного теряюсь и отстаю от Элизабетт. Странное ощущение сковывает ребра, кровь вдруг приливает к лицу, хотя с виду ничего странного не происходит. Ускоряю шаг, слышу нежный, заискивающий голос женщины, которая кого-то окликает, и перевожу взгляд на широкую спину, скрытую под черным пиджаком.
Земля не трясется, но ноги почему-то лишаются сил, наливаются тяжестью. Чтобы не рухнуть прямо на бетон, я замираю, пытаясь привести себя в чувства. Кошмары еще никогда не преследовали меня в реальности, и все же невозможно побороть нехорошее предчувствие, клубящееся прямо под сердцем.
Мужчина поворачивает голову, и в ту же секунду у меня в груди образуется ком размером с земной шар. Я смотрю, как он разговаривает с Элизабетт, кривит губы в полуулыбке и ладонью показывает куда-то в сторону. Она смеется, кивает и эмоционально разводит руками, пока в моей голове разгорается настоящий пожар. Каждой клеточкой своего тела я чувствую, как свербит под кожей, как жгутся ошметки прошлого и как пугающе быстро во мне что-то умирает.
Уже не мальчик — зрелый мужчина поднимает голову и переводит взгляд на меня. Его черные, глубоко посаженные глаза впиваются острыми наконечниками, по лицу пробегает тень, напрягаются скулы, жесткая линия рта выдает что-то хищное и тяжелое, крутой изгиб бровей на миг ломается, а губы растягиваются в опасной улыбке, обнажая ряд жемчужно-белых зубов.
— Какая удача, — густой, низкий голос глушит звуки, проникает точно в голову, — наконец-то я нашел тебя, Джул.
Я молчу, пытаясь собраться с мыслями. От диссонанса прошибает до костей, звук собственного имени на его губах узлом завязывает сердце, и мне становится тяжело дышать. Бросает в холодный пот, истерика подкатывает к горлу — я не верю своим глазам. Столько раз представляла, как встречусь с ним случайно в каком-нибудь торговом центре, залеплю пощечину, вымещу, наконец, всю ярость, что клокочет в груди уже который год.
Но я ни черта не делаю, потому что не могу. Как-то механически вгоняю ногти под кожу, пытаясь привести себя в чувства, завожу ногу назад, чтобы отвернуться, дать деру и забиться в какой-нибудь угол, скуля раненым животным. Мне так больно видеть эти красивые, обсидиановые глаза, эту улыбку, это лицо, возмужавшее и потерявшее прежнюю мягкость, что немеют губы, краснеют веки, щиплет обида, без предупреждения вонзающаяся десятками мелких иголок.