— Невеста его прелесть, Тань. А я обычная тварь. Представь картину: заходит в квартиру эта прекрасная Аделия, а тут я. В рубашке, надетой шиворот-навыворот, и с потеками туши под глазами. Это мерзко, Тань. И она не заслуживает такого.
— А чего заслуживает? Чтобы ее обманывали, а потом она узнала бы об изменах чисто случайно? Зря ты не разрешила Диме поговорить с этой Аделией. Это было бы честно и правильно.
— А у тебя со Славой что? — переключается на меня.
Разливаю вино, и Вася с готовностью ныряет мордой в бокал.
— Прошу, не задавай мне вопросы, на которые у меня нет ответа.
— Откуда ты его знаешь?
— О-о-о, это очень долгая и некрасивая история. Но я не хочу сейчас об этом. Может быть, потом когда-нибудь, — стараюсь говорить нейтрально, но голос все равно ломается.
Сонька собирается и убегает по делам, а я снова остаюсь одна в квартире. Работы у меня много, но я решила взять себе выходной. Никаких дедлайнов нет, меня нигде не ждут. Никаких встреч и отмененный свиданий. Даже Эндрю — и тот молчит. Слился. Скорее всего, в сиськи Инги. Что-что, а они у нее шикарные, это даже я заметила.
Гетеросексуальный Андрюха был обречен.
Кутаясь в теплый кардиган, иду на кухню. Пока Василий доедает остатки сыра, я допиваю вино и доедаю эклеры. Он зыркает пьяненьким взглядом на меня. Знаю, знаю, нельзя котам алкоголь. Но что уж тут поделать — назад не отмотать. Все как в жизни.
Звоню матери.
— Татьяна, на выходных нужно морковь посадить. И чеснок. Приезжай.
— У меня не получится, мам, — мямлю вяло.
Получится. Просто я не хочу этого делать.
— Значит, как жрать домашнее, так ты первая, а как потрудиться, так я сама горбатиться должна? — мама включает режим ультразвука.
— Да я уже два года все в магазине покупаю, мам, — бормочу тихо.
— Вырастила помощничку… — не слышит меня. — Белоручка, даже банку огурцов закатать не в состоянии.
— Я помогу, правда…
— И в кого ты какая неблагодарная?! Я же все для тебя! Ну как об стенку горох…
— Да нет же, мам…
— Нечего сказать? Конечно, нечего! Потому что я права, а тебя жизнь еще обязательно ткнет носом! Попадется тебе свекровь-грымза, а ты даже петуха разделать не можешь.
— Мам, ты любила когда-нибудь? — тихая слеза катится по моей щеке и падает в бокал.
— Что? — у мамы даже голос меняется.
— Любила, мам? — еле слышно.