— Нюшенька! — бабушка отставляет тяпку, смахивает с лица белесую прядь и подходит ко мне.
Несмотря на преклонный возраст, она хорошо сохранилась. Прижимает меня к себе и шепчет:
— Здравствуй, внученька, — в голосе нежность. — Совсем исхудала!
Окидывает мою фигуру недовольным взглядом и цыкает.
— Ну ничего, откормим. Были б кости, а мясо нарастет.
Улыбаюсь бабуле. Она у меня мировая женщина. У нее по-настоящему большое сердце. Когда я была маленькой, не могла понять, почему бабушка меня любит больше, чем мама. Разве так должно быть? В этом вопросе я так до сих пор и не разобралась.
— Привет, мам, — здороваюсь неуверенно.
Мама продолжает работать тяпкой, не глядя на нас.
— Привет, Тань, — отмахивается от меня.
Сглатываю и подхожу к ней. Неловко обнимаю за плечи и целую в холодную щеку. Она не обнимает меня в ответ, извиняющеся разводит руками, мол, грязная. Киваю — да-да, понимаю все.
Хотя я ни черта не понимаю. Хочется кричать о том, как мне не хватает ее тепла. Самую малость, немножечко тепла. Хотя бы разок. Простых объятий будет достаточно. Я много не заберу. Правда.
— Что ты там приволокла? — снова недовольна мной.
Она отворачивается, продолжая работать. Горло у меня перехватывает. Прокашливаюсь.
— Так, по мелочи: сыр, колбаса, соки.
— У бабушки диабет, нельзя ей соки, — поджимает губы, не глядя на меня.
— Они свежевыжатые, без сахара.
— Ясно. Хорошо, что приехала. Тут работы непочатый край. Завтра с утра начнем сажать перец. У бабушки рассада в этом году замечательная вышла, — говорит гордо.
Я такого гордого тона в свой адрес и не слышала никогда.
— Хорошо, — выдавливаю из себя.
Губы позорно трясутся, а руки дрожат. Тянутся к матери. Одергиваю себя. Как раз в это время из дома зовет бабушка, и я ухожу к ней.
— Садись-садись, — хлопочет вокруг меня.
Наливает суп, выкладывает домашние булочки.
— Ты кушай, мы с твоей матерью уже обедали. Хочешь настоечки? Она на ягодках, сладенькая. С прошлого года у меня осталась, — заговорщически.
— Давай, — улыбаюсь и кидаю взгляд в окно.
Мама продолжает работать тяпкой. Видимо, решила, что это важнее, чем мой приезд. А у меня колет, режет, жжет в груди. Болючая, зараза. Не вытравить ее, не вырезать, не убить.
Бабуля с громким «чпок» вытаскивает пробку и наливает мне полную рюмку.
— Давай-давай, остынет, — и подмигивает.