— Лин меня бросил.
— Шутишь?
— Он женился.
— Да ты что?!
— И не собирается возвращаться в Пекин, — уныло говорю я.
— И ты примчалась ко мне.
— Это случайная встреча, клянусь! Я не знала, что ты жив!
— Я причинил тебе много зла.
— Да чего там! Выжила, как видишь. А ты просветлился за три
года, и больше не будешь меня тиранить, сам сказал. Ну что,
мир?
— Нет. Я не хочу быть регентом.
— Что ж…
Наш разговор затянулся. Я без толку теряю время. Поднимаюсь,
машинально опершись о плечо его бывшего высочества. Колени-то
разбиты. И чувствую, как это плечо напряглось. Эге! Если мой
женский опыт меня не обманывает, то рано принцу в монахи!
Но держится, молодец! Глухо говорит:
— Эти твои штучки больше на меня не действуют, можешь не
стараться.
Невольно вздыхаю:
— Да уж, соблазнительница из меня сейчас… Весь день маршировала
по этим вашим лестницам, а потом отбивала поклоны Будде. Помоги мне
дойти хотя бы до входа в Западную часть монастыря. Тут аж пять
лестничных пролетов! Умру уже на третьем. Так что моя жизнь в твоих
руках.
— Так и быть. Я не могу отказать в помощи просящему. Тем более,
мы в Храме.
Меня сейчас стошнит. Ран Мин — олицетворение добродетели?! Куда
ты смотришь, о великий Будда?! Это же религиозный беспредел!
Шарахни живо этого придурка молнией по лысой башке! Пусть крутится
юлой в колесе Сансары еще лет пятьсот! Ишь, соскочить норовит! Не
верю, как сказал бы Станиславский!
Это же Ран Мин! Кто пытался меня соблазнить, расхаживая чуть ли
не нагишом и демонстрируя искусство искушенного любовника?! А
сколько их было до меня, несчастных женщин, которые пали жертвами
его мужского обаяния?! Не говоря уже о том, что руки его высочества
по шею в крови! Три года он молился! Ха! Мало!
Я прямо в бешенстве. Но это лысое чучело делает вид, что ничего
не замечает! Усиленно демонстрирует благочестие!
Почти в обнимку мы поднимаемся в гору. Я слышу, как бьется его
сердце. Но, увы! Ничего лишнего Ран Мин себе не позволяет! И впрямь
ударился в религию, забыв о бренной плоти! Мне грустно, но я
сделала все, что могла.
— Прощай, Мин. Целоваться не будем, ты ведь монах, — говорю
насмешливо.
— Отчего же?
Я охнуть не успеваю, как меня притискивают к каменной груди, а
губы обжигает поцелуй. И только я праздную победу, как железные
руки Ран Мина разжимаются, и я вынуждена прислониться к стене.