Сейчас Мин кажется гораздо старше, да и взгляд у него, как у
матерого хищника, который решил уменьшить поголовье мелкотравчатых.
Но есть среди присутствующих и волки, тоже матерые. Которые при
виде Ран Мина недобро скалят зубы. И начинают медленно его
обступать!
Зато император очнулся! Говорит удивленно:
— Мин! Разве ты не умер?!
Мне тоже интересно: как он собирается легализоваться, после
того, как был объявлен в государственный розыск? И портреты
сбежавшего командира Парчовых халатов расклеили повсюду, включая
самые дальние уголки империи. Хотя скрывался Мин всего-то
километрах в сорока от столицы.
Храбрости его высочеству не занимать. Он удивительно
спокоен.
— Я три года изучал труды великих мудрецов в буддийском Храме, —
невозмутимо говорит Ран Мин. — Это было мое послушание. В прежней
жизни мне не хватало добродетелей, чтобы занимать высокий пост.
Это уж точно! Невольно облизываю губы. Мин не видит меня за
ширмой в подробностях, но уже знает о моем присутствии. И невольно
косится в мою сторону. Не ждала, да? А я начинаю нервничать, потому
что один из Гао орет, как ненормальный:
— Немедленно схватить его! Он государственный преступник!
Изменник и предатель! Никто не имеет права добровольно оставить
свой пост!
— Мне был глас божий, — резвится Мин. — И я не посмел
противиться.
— А чем докажешь? — у министра чуть ли не пена изо рта.
И в самом деле. Нужны свидетели божественных откровений, тем
более в средние века. А не то загремишь, как Жанна д’Арк, на
костер. Инквизиторы любят точность. Когда, сколько раз, и стала ли
вода вином. Марочным или нет, можно не уточнять. Хотя,
желательно.
— У меня письмо Учителя к императору. Которое подтверждает мои
слова.
Ран Мин и в самом деле держит в руках свиток. Оный исторический
документ принц торжественно передает Сюй Мую. Чтобы тот с почтением
преподнес послание из древнейшего монастыря его величеству.
Все молчат, пока император неторопливо разворачивает свиток. И
пробегает глазами первые строчки. А потом невольно улыбается:
— Это же почерк Ван Цзи! И его печать!
— Великого Лунси! — подхватывают чиновники.
— Мудреца и философа Лунси!
— Учителя его величества!
Уф! Я перевожу дух. Империя держится не только на светской
власти, но и на духовной. И ученых, прославивших свое имя, в
Великой Мин свято чтят. Ван Цзи, чье почетное прозвище Лунси — один
из столпов нашей современной науки. Заоблачной вершиной которой
является философия. Я про средневековый Китай. Точнее, Ван Цзи —
столп столпов. Если слово императора закон, то слово этого мудреца
великое откровение. Даже Сын Неба должен к ним прислушиваться, к
этим словам.