– Как? За что?!
– Этого не ведаю... Хошь – иди, послушай!
Растаяла кукла от неподвижности, испарилась каменная оболочка, улыбнулись хитрецой глаза, молвили тихо уста:
– Пойдём, самой послушать охота.
– А пироги?
– Хрен с ними, мыша потом сожрём!
Выпучила глаза Василиса, но не успела ответить, как проворная Маруся запрыгнула ей на колени.
– Воротник-та отопри, – точно младенец настырно оттянула ворот кукла.
– Залезай, – сообразила девица и пустила помощницу на грудь.
Пробрались они украдкой в горницы, обошли купеческие опочивальни да и застыли перед дверью, за которой Митрофан лежал. Приникла Василиса к тёплому полотну деревянному да и слышит:
– Прости ж ты меня, супруг мой яхонтовый... Не лежит моя душа к тебе боле... К чему нам мучить друг друга... Не лучше ль отпустить?..
Девица ладошкой рот зажала, глазками заморгала да в щелку и глянула. Стоит на коленях Забава перед кроватью с батюшкой. Держит руку его мужицкую да поцелуями не осыпает. Струится сорочка посеребрённая по статному телу, длинные волосы в две косы на голове лентами забраны, на ступнях поршни дивные, на ярмарке купленные...
– Коли очнёшься, калекой будешь, а коли до смерти глаза не откроешь – к чему сейчас перину мять? Мука нам сплошная да и только... Не лучше ли тебе с телом расстаться?..
Едва не вскрикнула Василиса, речи такие услыхав. Завошкалась Маруся на груди, зашептала что-то доброе, уняла бушующее сердце.
– Схожу я к Пелагеюшке, она знает травки всякие, возьму у неё отварчик да и дело с концом... Ты и боли не почуешь, Митрофанушка, а уж я тебя как царя похороню...
– Ага, пускай Пелагеюшка даст, – хихикнула Маруся, а мачеха всполошилась.
– Кто там? Ты, Любава?
Юркнула Василиса за дверь, встала ближе к петлям и застыла.
Отворилась дубовая створка, выглянула женщина наружу да осмотрелась придирчиво. Никого не нашла и вернулась к спящему мужу.
Выдохнула девица, расслабилась, сошло с неё за миг десять потов! Толкнула она легонько Марусю в наказание да вновь приникла к двери.
– Кивни на прощание, друг мой сердечный, скажи, что мысль мою одобряешь... – всхлипнула мачеха. – Мы же и кур больных закалываем, и поросят хилых режем...
А Василиса разозлилась пуще бешеной лисицы, вьюга в ней завыла настоящая, северная, увидела она, с кем батюшка ложе делил, да ужаснулась. Бежать от Забавы надо. От дома её богатого, от речей её сладких, что смрадом отдают.