– Конечно. Лестрейл обещал тебя мне, ты – моя. Так что сейчас придётся объяснить императору, что происходит с теми, кто трогает то, что принадлежит мне, без спросу.
В момент закипающего внутри раздражения почему-то мне вспоминается минувшее лето, а конкретно свадьба моей лучшей подруги Вильгельмины, сестры этого остолопа, перед которым я сейчас стою. Наша общая подруга, Веспула, на радостях так уклюкалась настоечкой, что кружилась в танце, игнорируя ритм музыки, и повторяла: «Я споко-ойна и легка-а, как лепесток яблони на ветру-у…»
Прикрыв глаза, я глубоко вдыхаю и повторяю про себя: «Я спокойна и легка, как лепесток…»
Нет, вайшнийские мантры мне не помогают.
– Лестрейл обещал? – переспрашиваю я, чувствуя, как дёргаются уголки губ, норовя превратиться в безумную улыбку. – Я твоя, говоришь? Ты что же, решил, что я вещь, плюшевая игрушка, которую вы можете перетягивать между собой, пока не порвётся?
Резко распахиваю глаза, физически чувствуя, как искры на янтарной радужке пытаются прорваться через магический блок. На миг мне чудится растерянность в непроницаемых глазах Винса, и он, кажется, даже пытается добавить мягкости в свой стальной голос:
– Руби, сейчас не время выяснять отношения и придираться к формулировкам.
Он выразительно обводит взглядом коридор, в котором топчется его свита и охрана Лестрейла.
– Конечно, – я упираю руки в бока, и насмешливо смотрю на Винса. – Время будет тогда, когда тебе будет удобно, если будет, верно? Ты же правитель, а я просто приз, переходящее знамя!
Он вымученно вздыхает и потирает ладонью лоб.
– Ох, взрывная женщина! – тихонько рычит он. – Твою огненную кровь не охладит даже вечный лёд Дахраара!
Он резко поворачивается к стражникам императора, и глаза его вспыхивают такой холодной яростью, что те вздрагивают и отступают на шаг, в почтении склонив голову. Вот же трусливые собаки, под стать своему хозяину.
– Передайте вашему правителю, что если он жаждет забрать преступницу – пусть приходит ко мне, мы лично обсудим этот вопрос, – говорит он.
– Но, почтенный ёрмунганд… – робко начинает один из стражников, а затем замирает, тяжело дыша, словно его холодом пробрало.
– Я. Сказал. Пусть. Приходит. Лично, – чеканит Винсент, и каждое слово отдаётся ощущением, будто сердце сжимает ледяными тисками.
Неудивительно, что спорить с ним не смеют. Глубоко кланяясь, стражники пятятся назад, чтобы затем чуть ли не наперегонки броситься к Лестрейлу.