И на этом встреча закончилась. Инквизитор замолчал, повернулся на каблучках и вышел, не оглядываясь на компанию, оставленную с тремя жандармами. Те методично и грубо, по деревенской привычке относиться к чужаку как к бездомной собаке, что может оказаться бешеной, обходили с впитывающими артефактами всех по очереди, начав с него, Стево.
Повторить то, что уже сказано — дело быстрое. Протянуть руку, чтобы завизировать артефакт собственным именем, тоже. Вэли, как обычно, протянул к шёлковой медальке сухую руку, ему нравилось шокировать людей, видеть на их лицах брезгливость к увечью. В старых и маленьких городках ещё сохранилось поверье: пожал сухую руку — на семь лет несчастье цапнешь.
Камелия отвечала на вопросы очень охотно, так что у служителей закона скоро голова пошла кругом от её пространных речей, а горбун хмурился исподлобья и говорил тихо, жандарму даже наклоняться пришлось.
Опросили по-быстрому закулисных служек и удалились, велев свернуть шатры, залезть в кибитки, никуда не уходить, а лучше встать ближе к городским воротам на пустыре, где старый базар был, чтобы случаем под расправу не попасть. Местные угрюмы и смирны, но коли бледнокожие прикажут, ринутся, не щадя живота своего.
— Бледнокожие? — переспросил Стево, изображая простачка, коим не был. Всё потому, что в монастыре, где нашёл приют, много чего слышал. Ищейки там раны зализывали, а от оборотней закона холодными вечерами можно было и не то прознать.
— Они-ть, стало быть, — отозвался младший жандарм с жидкими усами и бегающими, как у базарного вора, глазами. Как пить дать, его худые пальцы не раз срезали кошельки зазевавшихся, а однажды он понял, что подвергать себя опасности неразумно, выправил доки и пошёл служить за миску похлёбки.
Улица, она прокормит, если жетон будет.
— Владетельные князь и его окружение из мелких, — пояснил самый старший, укладывая ленточки артефактов в деревянную шкатулку и аккуратно заправляя края их так, чтобы при захлопывании не повредить. — Род Рану, они этой землёй владели, когда солнце только народилось. Вы же у них разрешения получали! Да не тревожьтесь, у нас закон чтут, самосуд Рану не допустят.
— Ага, — присвистнул средний, засматривающийся на Камелию как заправский бабник. Начищенную до блеска бляху ремня теребит, приосанился, улыбку под густыми усами прячет. — Особливо когда столичный из Ордена нагрянуть может.