— Пустота, вот что это. Череда унылых лет, наполненных тоской и разочарованием. Счастлива я была лишь дважды: когда морские боги подарили мне Тиа и тебя.
«И когда ваш отец отплыл в неизвестном направлении», — добавляла обычно мама.
— Прости, мама, я не хотела, — сестра приложила руки к груди.
— Для того ли я два десятка лет назад рисковала собственной жизнью, чтобы сейчас выслушивать обвинения! Я дала Тиа выбор! — повторила мама. — Когда она родилась, я видела, как переливается чешуя на ее хвостике, и хотя это длилось всего одну меру воды, я сразу поняла, кто она такая. Я приняла решение в тот же миг, и не жалею! Пожелай Тиа — и может править Ламараллином хоть завтра!
Я прикусила губу и опустила взгляд. Мама слегка лукавила. Теперь уже ничего нельзя было исправить. Раскрой я свою тайну принцу Эридану сейчас — моей семье грозило бы заключение или смертная казнь за нарушение закона.
Когда у повелителя Семи Морей рождается наследник, в тот же день на свет появляется ма́рна — та, что предназначена ему в супруги. Та, что обладает способностью покидать Великое Море и ходить по суше, как и сам принц. Двадцать три года назад марной стала я.
Первое дитя своей матери, я должна была немедленно покинуть родную семью и дом, чтобы воспитываться в королевском дворце. Так велел неукоснительно соблюдаемый закон Ламараллина. Но мама, повинуясь велению сердца, не пожелала расстаться с дочерью. Отдав морскому колдуну единственную ценную вещь, что у нее была, — розовую жемчужину, — в обмен она получила оберег.
На Церемонии Солнца и Волн, когда всех рожденных в один день с наследником русалок поднимают над водой, чтобы выявить его будущую супругу, мой хвостик так и остался хвостиком. Жрецы посчитали, что супруга для принца не родилась, а мама была счастлива, поняв, что ее дитя не отнимут и не отдадут на милость равнодушных дворцовых нянек и строгого королевского церемониала.
Едва мне сравнялось семнадцать, мама открыла правду. Иной раз я думала, что лучше было бы и вовсе ничего не знать… Мама хотела дать мне свободу выбора, но я чувствовала себя так, словно оказалась заперта в тесной клетке, хотя мне была подвластна не только суша, но и все Семь Морей.
Если я не выходила на берег даже несколько дней, начинала испытывать тоску по твердой земле. Если же, напротив, слишком долго гуляла по суше, томилась по красоте подводного мира. Я часто думала о том, чтобы окончательно перебраться наверх, но почти сразу отметала саму мысль. Что мне там делать одной?.. Но полнолуние назад все изменилось.