Я обернулась к ней.
— Ну хоть ты-то мне веришь?
Оливия не ответила. Я стиснула зубы, чтобы не разреветься.
— Не знаю, зачем письменные принадлежности простолюдинке, но можно их взять, — кивнул плешивый.
— Учебники можно? — спросила я, чтобы хоть о чем-то спросить. Чтобы можно было думать о разной ерунде, а не о том, что мне конец. Тут же обругала себя. Учебники библиотечные. Возьму хоть конспекты.
— А ты собираешься учиться дальше? — ухмыльнулся третий, серый и неприметный, что до сих пор молча записывал.
— Да. Я ни в чем не виновата.
Трое никак не отреагировали. Привыкли, похоже, что все кругом не виноватые.
— Все выкладывай сюда, мы проверим, — сказал главный.
Я молча вытащила из недр шкафа свою старую сумку — тот холщовый вышитый мешок, в котором меня подбросили на порог приюта. Брать с собой в тюрьму новую и дорогую было жалко — вдруг пропадет? Эту тоже было жалко, возможно, единственная память о матери сгинет…
Ох, да о чем я! Как бы самой не сгинуть!
Носатый тщательно прощупал все швы на сумке, кивнул и вернул мне. Точно так же они перещупали все мое исподнее — как я ни старалась на это не смотреть, не получалось.
— Пойдем, — сказал, наконец, плешивый.
В дверях я обернулась, вцепилась в косяк.
— Корделия была у нас вечером и лазила в шкаф. Оливия, ты помнишь! Подтвердишь, если что?
Меня грубо пихнули в спину, выталкивая в коридор.
Оливия промолчала.
3. 2.1
Половина комнат нашего этажа оказалась открытой. Тут и там в дверях торчали головы, и я не знала, куда деваться от стыда под прицелом десятков любопытных глаз. Даже если я каким-то чудом сумею оправдаться, слухи все равно пойдут. Будут потом тыкать пальцами — вон та, которую в тюрягу утащили. За что? Да неважно за что, взяли, значит виновата.
Хорошо хоть девушки с нашего факультета, с которыми я перезнакомилась, жили на втором этаже, одну меня занесло на третий. Хотя какая разница, все равно и наши узнают. А потом и Родерику донесут. При этой мысли захотелось провалиться сквозь землю. Даже если меня каким-то чудом выпустят и удастся вернуться в университет, не решит ли он, что ему незачем связываться с преступницей?
Не о том я думаю, совсем не о том. Отвернется ли от меня Родерик или нет, пока неизвестно, и это не будет иметь никакого значения, если мне не удастся убедить дознавателей а потом и судью в своей невиновности. Но как их убедить, если даже Оливия мне не поверила?