***
Офис Chase Manhattan Bank, полдень
Альберт Уигген, президент Chase Manhattan, стоял у окна своего
кабинета на двадцатом этаже, наблюдая за суетой Уолл-стрит внизу. В
руках у него была телеграмма, полученная час назад от Федерального
резерва.
— Мистер Хопкинс, — обратился он к вице-президенту банка, —
какова общая сумма наших кредитных обязательств перед Merchants
& Farmers?
Хопкинс быстро перелистал бухгалтерские книги:
— Двенадцать миллионов долларов, сэр. Краткосрочные кредиты под
залог портфеля ценных бумаг.
— Отзывайте все кредитные линии. Немедленно.
— Сэр? — удивился Хопкинс. — Но все обязательства выполняются в
срок. Залоговое обеспечение более чем достаточное.
Уигген повернулся от окна:
— Мистер Хопкинс, час назад я получил конфиденциальную
информацию о том, что Merchants & Farmers Bank находится под
следствием федеральных органов. Подозрения в отмывании денег и
связях с организованной преступностью.
— Но это же только подозрения...
— В банковском деле, Хопкинс, репутация дороже прибыли. Я не
могу рисковать именем Chase Manhattan ради каких-то дополнительных
процентов.
Хопкинс понял бесполезность споров. Решение принято, остается
только исполнить.
— Когда уведомлять о досрочном возврате?
— Сегодня к закрытию торгов. Срок возврата - сорок восемь
часов.
В это же время аналогичные решения принимались в офисах
Manufacturers Hanover Trust, First National City Bank и десятке
других финансовых учреждений. Телефонные звонки из Continental
Trust работали с пугающей эффективностью.
К двум часам дня Merchants & Farmers Bank оказался
отрезанным от всех кредитных линий на общую сумму более тридцати
миллионов долларов.
Каскад контрударов обрушился на империю Стерлинга с точностью
часового механизма.
***
Кабинет банка, который еще утром казался символом финансовой
мощи, теперь напоминал штаб осажденной крепости. На столе из
красного дерева, где обычно лежали отчеты о прибылях, теперь
громоздились стопки документов о потерях. Дождь за окнами усилился,
барабаня по стеклу с удвоенной силой, словно само небо решило
добавить драматизма к происходящему.
Я сидел в кожаном кресле, вертя в руках телеграмму из Цюриха,
третью за последний час. Каждая приносила новости о заморозке
очередных миллионов.
Бейкер стоял у окна, его обычно безупречный вид нарушали
растрепанные волосы и расстегнутый воротничок. О'Мэлли расхаживал
по кабинету, изредка поглядывая на телефон, который молчал уже
полчаса, зловещий признак в мире, где деньги никогда не спят.