Бросив окурок под ноги, я затушила его носком кроссовки и порывистым движением поправила волосы. Я чувствовала на себе внимательный взгляд Лукашина. И боялась посмотреть на Никиту в ответ, потому что могла увидеть в его глазах жалость и осуждение.
Да, нужно было идти в полицию. Нужно было обратиться в органы опеки и привлечь общественность. Но я так боялась порицания этой самой общественности, так боялась, что на мою семью станут указывать пальцем, а меня обольют грязью и выставят лгуньей, что не нашла ничего лучше, как сбежать в другой город.
Даже бабушка не сразу смогла убедить меня в необходимости привлечь его к ответственности. Но когда я уже решилась действовать, мама сообщила о его уходе из семьи и я… трусливо предпочла успокоиться.
Я знала, что никогда не забуду о случившемся. Но душу грела мысль, что он хотя бы не доберется до Симы. Что пусть я ее и бросила, сбегая из семьи, мне все же удалось достучаться до мамы и убедить ее в том, что я не врала.
Я покачнулась, когда в ушах зазвенел пропитанный ненавистью голос матери. Чтобы скрыть этот момент слабости, вновь схватилась за бинты и перекись. Никита не сопротивлялся, молча терпел мои неуклюжие попытки поиграть в доктора, и лишь в самом конце тихо произнес:
— Прости меня.
Мои пальцы, клеящие в этот момент пластырь, дрогнули.
— За что?
— Я бы никогда не стал… Если бы я знал, что все вот так… — сбивчиво пробормотал он. — Я идиот.
— Ты в полной мере искупил свою вину, — выдавила я улыбку, так и не посмотрев на него. — Спасибо, что настоял на совместной поездке. Я не знаю, как бы все развернулось, не будь тебя рядом.
— И все равно это никак не оправдывает мои поступки до этого.
Пригладив и без того идеально прилегающий к коже уголок пластыря, я собрала окровавленные лоскуты бинта в пакет и закрыла аптечку.
— Быть может, для тебя. Но не для меня. Я правда не виню тебя, Лукашин. Такое сложно допустить даже в мыслях.
Теплые пальцы легли на мою щеку, заставив поднять голову и встретиться взглядом с карими глазами, сейчас ставшими неестественно темными. Я зажмурилась, не в силах больше оставаться спокойной. Уголки глаз защипало от слез, но их тут же смахнули, а меня со всех сторон окружили объятиями, от которых в груди завязался тугой узел.
— Только не нужно меня жалеть, — пробормотала я.