Теперь оставалось только тихо
дожидаться рассвета и идти на разведку. Если уж придется рисковать
своей шкурой — он будет делать это при свете дня. А пока придется
посидеть в карауле несколько часов, наблюдая за обстановкой в
городе и слушая неспокойную ночь.
Под утро, в предрассветном сумраке, к
воротам пришел человек. Судя по весьма печальному прикиду, вялым
движениям и плохой координации, в гости заявился пьяный вдрызг
местный бич. Он встал перед воротами, покачиваясь с пяток на носки,
и завис перед ними. Егор уже полчаса наблюдал за странным алкашом,
но тот продолжал стоять на месте, ничем себя больше не проявляя,
лишь покачивался время от времени. И этим вызывал все больше
подозрений. Пьяный человек должен вести себя совсем не так. Решив,
что наблюдение вряд ли добавит хоть каплю информации, он принял
решение посмотреть на «пьяницу» поближе. Взяв в руки дробовик,
остро пахнущий ружейной смазкой (Егор сделал себе зарубку в памяти,
что все излишки масла надо будет срочно удалить с поверхностей — он
еще не забыл, как усиленно втягивала воздух ночная тварь, значит с
обонянием у нее все в порядке) он, крадучись, подошел к калитке и
приотворил ее. За створкой ворот его не было видно, но странный
мужик четко среагировал на звук, издал подозрительно знакомый
урчащий звук — словно всхлипнул где-то глубоко в утробе — и
поковылял в приоткрытые ворота. Егора он пока не заметил и шагал
покачивающейся медленной походкой вглубь двора. Тут стало ясно, что
поведение этого пьяницы не зря показалось ему странным. У того был
серьезно обгрызен затылок и область левого уха — даже кость белела
под истерзанным мясом. Кровь из раны залила ему всю спину, одежда
буквально пропиталась ею. Выглядело так, словно на него напали
сзади, повалили на живот, а затем долго и обстоятельно грызли.
Причем, судя по виду ранений и количеству потерянной крови — вон
как спецовка с эмблемой какой-то интернет-компании ею пропиталась —
мужик уже явно должен был быть на пути в мир иной. Однако, вот он,
пусть медленно и неуверенно, но ковыляет, вяло переставляя
заплетающиеся ноги.
Егор затворил ворота, накинул
щеколду, чтобы ненароком не привлечь кого-нибудь нехорошего
снаружи. Обгрызенный мужик снова среагировал на скрип и, повторно
издав урчаще-всхлипывающий звук, бодро поковылял в сторону
человека. Одного взгляда в лицо покалеченного хватило понять, что с
тем далеко не все в порядке, зеленка тут точно не поможет. Кожа
лица посерела и приобрела неприятный, неживой оттенок. Мимические
мышцы расслабились, лицо обвисло на костях черепа словно
силиконовая маска. Глаза затянуло каким-то бельмом, зрачки
расширились до предела, а белок набряк сеткой крупных, оранжевых
сосудов. Да и сам взгляд этих глаз не мог принадлежать живому
человеку — на Егора смотрела урчащая кровожадная тварь, что видела
в нем лишь еду. И ни капли разума в этом мутном, нечеловеческом
взгляде не просматривалось. К тому же этот кадр умудрился где-то
подхарчиться: рожа вон вся кровью перемазана.