У него была всего одна рука. И эта
рука явно не его. Слишком уж здоровенная, тяжеловесная ладонь, в
кожу и поры которой прочно впиталась грязь, словно она никогда не
видела ни мыла, ни воды. Толстые, узловатые пальцы с крепкими
ногтями. Вместо левой руки грубая культя, покрытая свежими
багровыми рубцами. Культя не болела, только чувствовался небольшой
жар в глубоких шрамах, но обнаружить, что у тебя на одну конечность
меньше, все равно было очень неприятно. Холод, вроде бы, упоминал,
что утраченные конечности в Улье постепенно восстанавливаются. Но
вопрос о том, сколько это может занять времени, оставался
открытым.
Мощные бугры бицепсов перекатываются
под кожей. И кожа — задубелая, словно старая кирза, какого-то
неприятного серо-желтого оттенка, вся шероховатая, шелушащаяся! С
него в буквальном смысле этого слова слезает шкура, словно он
линяет. Причем лезет по всему телу, лущится везде, куда не
посмотри. И с остальным телом куча вопросов. Слишком широкая
грудная клетка с выпирающими, массивными грудными мышцами. Ноги
подстать, с крепкими, словно камень, икрами и бедрами; толстые,
широкие ступни, размера, наверное, сорок седьмого, если не больше.
И еще одна любопытная деталь — он был совершенно голым. Ни одного,
даже самого захудалого клочка одежды не осталось. Если опустить
проблемы с гигиеной и кожей, тело выглядело как у какого-нибудь
культуриста. Но почему он себя чувствует хуже, чем до встречи с
Холодом. Что тот с ним сделал? И когда он успел превратиться в
Тарзана-эксгибициониста? Так, стоп, стоп, головная боль ему больше
не нужна.
Ладно, тогда следует пойти другим
путем. Осмотреться вокруг, может, найдется какая-нибудь одежда,
чтобы прикрыть срам. На улице вроде бы тепло, но это не повод
светить голым задом. К тому же это поможет отвлечься от нездоровой
слабости и мыслей, которые в прямом смысле выжигают ему мозг.
Двухэтажное кирпичное здание, в
котором он очнулся, некогда было чем-то вроде конторы. Кабинеты со
шкафами-секретерами и столами явно казенного назначения, жилыми
помещениями тут и не пахло. Все давным-давно заброшено, покрыто
тройным слоем пыли. Тут ему одежды не найти.
Двор был плотно утрамбован угольной
крошкой до бетонного состояния. Сейчас все пространство заросло
сорной травой и кустами, пробивавшимися через уплотнитель там и
тут. Бетонный забор покосился, в некоторых местах плиты выпали
внутрь или наружу, открывая вид на заросший кустарником пустырь. Во
дворе на спущенных колесах стоял старый, проржавевший насквозь
«ПАЗик». Запустение и разруха царили повсюду, куда не глянь.