– Михаил Парщинников. Ду ю ноу эбаут ми? – продолжил он. – Оф, да, ну конечно, откуда вам известно, вы и наши фильмы-то не смотрите. Все только пых да пых, – Михаил, вытянув указательный палец в сторону, словно в замедленной съемке, обхватив кисть руки, представил, что целится из пистолета в неведомого врага, – а души?!
Михаил сжал ладонь в кулак и пытался колотить себя по груди, но его рука не держалась и иногда соскальзывала вниз.
– Чтобы поговорить… а, – он махнул рукой.
– Миха, пошли спать, все уже, мужики вон перепугались из-за тебя, – куратор решил, что, выговорившись, тот успокоится, и следил лишь за тем, чтобы его действия не переходили за грань простого общения, на миг заподозрив в нем появившуюся агрессию. Но это его только подтолкнуло к продолжению.
– Ни одной граммы.… А, Анджжлль Джжлии, – едва выговорил он заплетавшимся языком, – вон…
Парщинников резко развернулся в сторону стойки бара.
– Чем хуже? Красавица!.. Анджела… – выкрикнул он имя официантки.
Дмитрич, просекши ситуацию, придерживая хмельного Михаила за локоть, когда тот обращался в сторону, незаметно намекнул иностранцам, чтобы те поскорей уходили.
Михаил, протягивая руку в сторону барной стойки, вспомнив об иностранцах, вновь повернулся, но, не заметив никого, едва удерживая равновесие не без помощи Дмитрича, направился в сторону лифта.
– И все же мы, – Михаил снова ударил кулаком себя по груди, обращаясь скорей самому себе, – актеры России, играем лучше, чем… – он повернулся, указав пальцем в сторону центрального выхода, куда вышли Нильсон с Фильчиганом, – ихне…
– Нжелочка, – Михаил обратился к официантке, которая, словно не замечая актера, занималась своим делом, – меня, красулечка, до обеда не буди.
– Хорошо, Михаил Александрович, – подыграла Анжела Парщинникову.
Михаил, заслышав женский голос, отреагировал словно заблудший путник, хотел вновь пококетничать с девушкой, но сдался уговорам своего куратора и с его помощью направился в номер.
– Да, русские редко знают меру в выпивке, – прокомментировал Нильсон, когда они с коллегой по колледжу оказались снаружи гостиницы.
Легкий ветерок слегка трепал волосы джентльменов и затихая, предвещая сухую и теплую погоду. На часах Фильчигана было девять часов двадцать шесть минут утра.
Нильсон был одет по ранневесеннему сезону, когда в Вирджинии в апреле воздух уже был прогрет и рядовые граждане, скинув теплые одежды, носили легкие ветровки, а кто-то выходил на улицы и без головного убора. Брезентовая кепка выделяла Нильсона среди более легко одетых изредка проходивших граждан.