Со временем Людвиг стал отмечать, что Георгий без должного внимания слушает его на уроках и мало записывает. Это не сочеталось с отметками, которые он получал, впрочем, вероятно он, как и его брат, приобрел обширные знания за пределами школы.
Так или иначе, поведение младшего Гарцева не могло оставаться безнаказанным. Людвиг начал особенно тщательно проверять работы Георгия, подчеркивая самые незначительные ошибки и неточности. Потенциальные «отлично» превращались в «хорошо», потенциальные «хорошо» – в «удовлетворительно». Почти всегда к отметке приплетался длинный, жирный минус. Георгий, конечно же, это замечал!
Постепенно ту же тактику Людвиг начал использовать и против Романа, который вовсе не пытался скрыть свое недоумение и досаду, вплоть до того, что беззастенчиво подходил к Людвигу по окончании урока с расспросами.
Война еще не началась, но все говорило о ее приближении. Повод, как всегда, возник случайно.
Эрика Шмидт тихо рисовала что-то в своем любимом старом дневничке, когда Моргенштерн навис над ней неожиданно, словно призрак.
– Фройляйн Шмидт художница? – процедил он.
Эрика взметнула на него свои красивые глаза и тотчас захлопнула дневник, бледнея от испуга.
– Так, так, – Людвиг преспокойно взял у нее дневник. – Если фройляйн занимается этим на уроках, вместо того, чтобы записывать…
Он небрежно перелистывал страницы, пробегая взглядом по рисункам, определенно сделанным талантливой рукой будущей художницы.
– М-м… прелестно! Я заберу это у вас. А потом отошлю почтой вашим родителям. Возможно вы…
Глаза Эрики наполнились слезами. Людвиг вдруг почувствовал, что балансирует над пропастью.
– Возможно ваше место в художественной академии, а не здесь? Кто знает…
Он вернулся к кафедре и сунул дневник себе в портфель. Его губы были самоуверенно сжаты, однако в глазах нервно зашевелились крохотные огоньки страха.
После урока у Шмидт случилась истерика. Медсестра фрау Нойманн как могла успокоила ее, напоила валерьянкой и дала «пилюлю радости».
– Цахес уже всех достал, пора с ним покончить! – горячился Фред, сжимая кулаки и упорно не желая переходить на шепот.
– Смотри, как бы он тебя не услышал! – усмехнулся Карл. – Знаешь, кто его отец? Друг директора и председатель чего-то там! С такими лучше не связываться!
– Да ты вспомни, кем он был, когда пришел сюда. Он тут вообще никто!