—
Послушай меня, Курила. — Изя, подойдя вплотную, понизил голос до
заговорщического шепота. — Ты можешь быть умным, как сам Соломон, и
богатым, как Крез. Но поверь опытному махровому еврею: когда ты
войдешь в приемную его высочества, он, едва взглянув, сморщит свой
длинный аристократический нос и слушать про твои гениальные планы
таки не станет!
И
Изя брезгливо оттянул пальцами лацкан моего
сюртука.
—
Что это? Я тебя умоляю, не говори мне, что это приличный сюртук.
Это печальная память о том, каким был когда-то был! Да что сказать,
это же кяхтинский пошив! Хорошо для Верхнеудинска, терпимо для
Иркутска, но в Москве, Курила? А уж что говорить о Петербурге?! Да
в таком виде прилично являться разве что к приставу для дачи
показаний, да и то только если хочешь из свидетелей перейти
прямиком в подозреваемые.
Я
опустил взгляд на свою одежду. Действительно, костюм, казавшийся
мне в Кяхте верхом элегантности, здесь выглядел уныло и
провинциально. Покрой уже вышел из моды, лацканы не той ширины,
сукно, может, и добротное, но совсем не столичного уровня. А в
дороге я его истрепал, как старую почтовую клячу, не говоря уж о
сильнейшем запахе дыма. Черт! Двадцать первый век приучил меня, что
встречают по уму, а провожают по результату. Здесь же, в этом
феодально-аристократическом мирке, упаковка зачастую была важнее
содержимого. Я планирую войну, ворочаю миллионами, а ключ к успеху,
оказывается, лежит в правильной ширине лацканов.
А
я, как любой нормальный российский мужик, терпеть не могу покупать
одежду. А может, дело в армии — что выдали, то и
носишь…
— И
не спорь, Курила, не делай мне больную голову! — отрезал Изя, видя
досаду на моем лице. — Ты думаешь о больших материях, я думаю о
мелочах, без которых большие материи рассыпаются в прах. Все,
решено — завтра же едем на Кузнецкий Мост. Я тебя отведу. Там есть
такой портной, старый Лева... Руки у него не просто золотые, они
таки из чистого бриллианта!
Он
шагнул назад, чтобы лучше меня видеть, и в его глазах зажегся огонь
вдохновения.
—
Они тебя приоденут так, что, я тебе говорю, случится страшное. Если
ты с великим князем войдешь в бальную залу, где в это время будет
танцевать англез тысяча самых родовитых дворян, все они обернутся
только на тебя! Ой-вэй, да князя даже не заметят!