— Спасибо вам говорить не буду, отец
Дионисий. Прощайте и берегите себя.
Священник ничего не ответил. Он
остался сидеть, ссутулившись, на краю кровати, устремив потухший,
безжизненный взгляд куда-то перед собой, словно смотрел сквозь
стены, пытаясь увидеть ответ на вопрос, который мучил его много
лет.
***
Мы сели с Коброй в машину. Я достал
из обертки кассету и снова осторожно взял её в руки, будто боялся
повредить. Старая, потёртая, с пожелтевшей наклейкой вместо
названия, на которой едва различимо проступала дата: «1 июня 1997
года». От этой даты ёкнуло в груди.
— Макс, что думаешь? — негромко
спросила Кобра, не отводя взгляда от моих рук. — Это точно она?
— Да… Похоже на то, — кивнул я.
А про себя подумал, что если это то,
о чём я думаю, то здесь вся моя жизнь и… смерть. Всё, ради чего
я…
— Надо срочно найти видак, —
наконец, выдохнул я. — И проверить, то есть — увидеть, что там
записано. Прямо сейчас, прямо сегодня.
Кобра замерла рядом. Она взглянула
сначала на меня, потом на кассету и произнесла:
— Это ведь не просто компромат,
Макс. Это смерть Валета. С этим мы его раздавим.
— Пусть горит в аду, — зло улыбнулся
я.
Кобра кивнула, напряжённо сжав губы.
Она будто только сейчас до конца поняла весь вес того, что мы
держали в руках, и уже гораздо серьёзнее сказала:
— Тогда действуем быстро. По
объявлениям найдём старый магнитофон. Плевать — как, хоть купим,
хоть украдём, но нам надо увидеть, что там на этой кассете.
— Решим сейчас, — процедил я, заводя
«Ниву».
Через минуту мы уже мчались обратно
к городу. Я вдавил педаль газа в пол, чувствуя, как с каждым метром
нарастает нетерпение и злость. Дорога мелькала за окном, а внутри
гремела одна мысль: наконец-то у меня в руках тот самый нож,
которым можно перерезать нитку, связывающую меня с прошлым. Смерть
Кощея. Тонкая игла жизни Валета. Теперь он у меня на крючке. Теперь
— хана ему.
***
Мы решили не терять времени на
поиски видика. В камере хранения вещдоков уже лет пятнадцать
пылился старый японский видеомагнитофон Funai, изъятый когда-то при
очередном обыске. Там же стоял тяжёлый, громоздкий телевизор с
выпуклым экраном — бандура, покрытая толстым слоем серой пыли и
засохшими каплями краски. Обычный древний телек, который уже давно
никто не включал и не собирался использовать. Старая аппаратура
осталась по давно забытым делам. Такое бывает…