Гвардеец орал что-то еще, пока их
растаскивали.
— Так он точно не станет деретником,
— оправдывался проводник. Не видя понимания в лицах, пояснил: —
Деретник — труп, в который вселились злые духи. Он существует
только в течение первых двух суток после кончины, но в это время
просто нечеловечески силен и быстр! Это такие страшные существа! Вы
даже не представляете! Я слышал, что рядом с ними время
растягивается: одна минута может длиться часами, а предметы и люди
движутся то быстрее, то медленнее! Поэтому с ним практически
невозможно совладать! Мы все погибнем, если он станет деретником и
придет за нами! Нужно…
— …отрубить голову и насыпать в рот
земли? — зло выплюнул Ласко. – Еще раз предложишь такое, я тебе
просто язык вырву.
— Да послушай же! Он может прийти за
нами! Пойдет по следу и найдет! Ты хочешь против тела своего же
друга сражаться?!
— Бьёр – офицер! – заорал Ласко. –
Гвардеец! Герой! Мы его не закопаем как бешеную собаку! Как свинью
какую-то! Расчленить! Голову отрубить! Да как…
Дальше шел поток ругательств, с
которыми Ива в принципе была согласна. Похоронить столько
сделавшего для них Бьёра, вот так поиздевавшись над телом…
Проводник, однако, стоял на
своем.
— Сул, — тихо и устало позвала
знахарка. – Не все же становятся этими деретниками…
— Кстати, да, — будто очнулся Грым. –
Почему некоторые становятся деретниками?
В ответ волшебники получили
недовольный взгляд.
— Деретниками становятся черные
шаманы, разрешившие темным силам использовать свое тело после
смерти, а также те, кто был одержим ими, — пробурчал Сул наконец. –
Но тут другая земля! Тут мы все уже немного во власти темных сил!
Поэтому лучше подстраховаться!
— Подстраховаться?! Ты ради своей
паранойи решил оскорбить погибшего за тебя в том числе, дрянь
такая, героя?! Какой он тебе черный шаман?!
Ива и Грым переглянулись. Страхи Сула
казались теперь совершенно необоснованными. А Бьёр заслуживал
нормального погребения.
Теперь смерть командира стала намного
более реальной.
Копать могилу пришлось чародеям. С
помощью магии, конечно. Иначе могила получилась бы не слишком
глубокой. Пожалуй, это было самое горькое колдовство в их
жизнях.
Ласко снял с шеи Бьёра какие-то
амулеты, и мужчину уложили в стылую землю. Никто ничего не говорил,
но сил бросить первую горсть на тело долго не находилось ни у
кого.