[Предупреждение: Употребление в сыром
виде с высокой вероятностью вызовет сильное расстройство желудка,
диарею, обезвоживание и может привести к летальному исходу при
ослабленном состоянии организма.]
Я смотрел на эту мысленную надпись,
потом на хлеб, потом снова на надпись. Диарея, обезвоживание… в
моем состоянии это был бы смертный приговор. Но… правильная
термическая обработка? Токсины разрушаются?
Это не было просто предупреждением.
Это инструкция. Рекомендация к действию. Можно сказать, что это
рецепт.
С использованием дара, надо
же…
Мой взгляд, обретший новую резкость,
метнулся по сторонам. Куча гниющих очистков. Бочка с мутной
дождевой водой. Старые, истлевшие мешки из-под муки, брошенные у
стены. Камни фундамента. Раньше я видел здесь только мусор и
грязь.
Теперь, с этим новым, невероятным
даром, я смотрел на все это другими глазами.
«Анализ», — подумал я, дотронувшись
до края бочки.
[Объект: Вода (дождевая).
Качество: Загрязненное (органические
примеси, бактерии).
Скрытые свойства: При длительном
кипячении становится условно-безопасной для питья.]
Мой взгляд упал на сорняк у стены. Я
сорвал листок. «Анализ».
[Объект: Подорожник
(молодой).
Качество: Низкое.
Скрытые свойства: Обладает слабыми
антисептическими и кровоостанавливающими свойствами. Молодые листья
съедобны после термообработки, имеют горьковатый вкус.]
Старый мешок. «Анализ».
[Объект: Мешковина (джут).
Качество: Ветхое.
Скрытые свойства: Отличный материал для
растопки при полном высушивании.]
Я сидел на холодной, влажной земле
за кухней, и мир вокруг меня перестал существовать. Грязь,
удушающая вонь гниения, пронизывающий до костей холод — все это
отошло на второй план, стало размытым фоном для титанической битвы,
развернувшейся в моей голове.
Все мое внимание было приковано к
двум вещам: куску заплесневелой корки в моей дрожащей руке и
голубым строчкам текста, которые все еще висели, словно выжженные
на сетчатке.
«При правильной термической
обработке… токсины разрушаются… придает продукту острый, пикантный
вкус».
Эта фраза одновременно и давала
немыслимую надежду, и вызывала дикий, профессиональный
скепсис.
Часть меня, та, что была голодным,
доведенным до отчаяния мальчишкой Алексеем, хотела немедленно
действовать. Она кричала: «Делай! Так мы не умрем от
голода!».