— Да нет, это рядом совсем — надо идти
от Земляного Вала до Гороховского переулка. Здесь рукой
подать, мы на углу живем, — заторопился Николенька,
но новый знакомый в очередной раз его прервал:
— То есть на Казакова? Так бы и говорили.
Это и правда в двух шагах. Как вы тут заблудиться
сумели?
— Я… мне… а куда… — Николенька вновь запнулся.
Беседа с Олегом Ивановичем и Ваней заставила его
на минуту забыть о том, что с ним произошло.
Но теперь все это — и незнакомо-знакомые улицы,
полные рычащих четырехколесных монстров, и дворы,
в которых шастают другие монстры, издали напоминающие людей,
но с растущими из кожи стальными шипами;
и повсюду — безграмотно написанные вывески с диким
содержанием… все эти несчастья опять навалились на гимназиста.
Он припомнил, что прошел уже час, а он все еще ничегошеньки
не понял и, похоже, уже не поймет. Нервы
у Николеньки не выдержали, и он, вцепившись
в рукав нового знакомого, самозабвенно зарыдал.
Что было дальше, Николенька не сумел бы вспомнить ни
за какие коврижки. Вроде он что-то взахлеб говорил; потом они
втроем куда-то шли… в память врезался эпизод: они с Ваней
и Олегом Ивановичем стоят рядом со странной прозрачной
коробкой без боковых стенок и со скамейкой внутри.
На стенке — яркая афиша: почти совсем раздетая девушка
на фоне пальм и странного, стремительных обводов,
парохода, а поверх всего этого надпись: «Курортный сезон
2014 года в Крыму».
Да, действительность оказалась страшнее зелено-патлатой девицы
с шипами на лице. По словам новых знакомых, вокруг
Николеньки была Москва две тысячи четырнадцатого года;
а значит, с того момента, когда мальчик шагнул
в коварную подворотню, прошло ни много ни мало — сто
двадцать восемь лет! Поверить в это было невозможно.
Но ничего другого мальчику не оставалось. А как
иначе объяснить то, что творилось вокруг? Откуда взялись эти вроде
знакомые, но ставшие в одночасье неузнаваемыми улицы,
по которым катят разноцветные экипажи без всякого признака
лошадей? А тяжелый смрад, разрывающий легкие? А люди
в странных, порой вызывающих одеждах? Шум вокруг… а какие
тут дома! Некоторые были невероятно высокими — таких
Николенька не видел ни в Москве, ни в родном
Севастополе.
Тем не менее, мальчик уже успокоился. Выплакавшись
и выговорившись, он почти взял себя в руки
и попытался членораздельно отвечать на вопросы новых
знакомых. И сразу осознал: ему не верят! Нет, вопросы
Олега Ивановича были вежливыми и корректными,
но в них явно сквозила ирония. Что до его
сына — Ваня откровенно развлекался, давая понять, что
Николенькины рассказы — не более чем розыгрыш.
А ведь мальчик так старался, чтобы ему поверили! Он вдруг
осознал, что отец и сын — его единственная надежда
в этом страшном, чужом мире. И если Олег Иванович
и его сын Ваня сейчас попрощаются и отправятся своей
дорогой, Николеньке останется одно — пропадать.