Открывать пришлось самому. На пороге стоял человек в поношенном
пальто, с затравленным взглядом, но одновременно и с какой-то
странной уверенностью. В первый момент я его даже не узнал. Но Инна
сразу побледнела.
— Опять ты Сережа… — выдохнула она, непроизвольно сжав в руке
подол своего любимого кожаного плаща.
И только после этого, я сообразил кто к нам заявился.
— Нам нужно поговорить, — сказал он с кривой усмешкой, обводя
взглядом комнату. — Я не мог уехать к себе, не поговорив. Мне
больно… очень больно. — Еще раз осмотревшись, он как то беспомощно
добавил: — Вы же уезжаете, да?
И прошёл внутрь, не дожидаясь нашего приглашения. Двигался как
пьяный, но ни запаха, ни мутного взгляда не было. Зато был
небольшой жест, привычный для меня и понятный для "Друга". Рука
непроизвольно провела по лацкану пиджака, где обычно вшивают петлю
микрофона. "Друг" тут же дал сигнал: радиоканал активен. Прием
ведётся. Вероятный заказчик — ОБХСС.
— Я не понимаю, зачем ты пришёл, — Инна осталась у входной
двери, сжав руки.
— Да просто… хотел в последний раз тебя увидеть. Перед тем как
ты исчезнешь. Исаак, да? Или как тебя?
— Константин, — мой ответ прозвучал спокойно, но с лёгким
металлическим оттенком.
Бывший повёл плечом, по-хозяйски сел на табурет, будто это он
прожил тут не менее ста лет.
— Вы знаете, что этот человек… ну, не тот, за кого себя выдаёт?
— он будто бросал реплики наугад, в надежде на реакцию. — Он
крутится вокруг Исаака Марковича. Это ведь… ну, все знают, чем он
занимается. А вы, Инна, как же вы? — его голос стал жалостливым. —
Я думал, ты умная…
«Пора,» — я дал команду "Другу", и тут же по радиоканалу как бы
просочился шёпот: сигнал ослаб, микрофон ведь работает на старом
носимом аккумуляторе, который и подвел в самый важный момент. Хотя
где то недалеко запись ведётся, но информации на пленке нет.
Инна молчала, затем вдруг подошла и холодно спросила:
— Тебе заплатили?
Сергей сначала даже не понял. Потом покраснел, будто попался, и
замолчал.
— Можешь уходить, — я сделал шаг ближе к нему. — Пьеса
закончена, и крайне плохо сыграна.
Он поднялся, посмотрел на Инну, потом на меня. Хотел что-то
сказать, но не смог. Через минуту за дверью раздались его
удаляющиеся шаги.
Мы с женой и тещей ещё долго молчали. Затем Инна села на
подоконник и тихо спросила: