Да что эта женщина могла понимать? Она так свободно рассуждала об этом, но ни хрена же не понимала! Не понимала, каково это — до тринадцати лет жить на улице. Несколько раз побывать на волоске от смерти. Не фигурально, а буквально. Не знала и знать не могла. Об этом знал только он. И Милена.
Только жене он мог о таком рассказать. Ещё до того, как его погоня за деньгами и её всепоглощающее внимание к сыну, за которым она скрывала остывающие чувства, не заставили его пожалеть о своей откровенности.
А Ника… Ника даже не знала, почему он к ней приезжает. Наверняка вообразила, что его к ней влекут, хм, особые чувства.
И не только вообразила. Она действовала, исходя из этого якобы знания.
— Я никаких ярлыков на тебя не навешивала, — тряхнула она головой. — Я знаю, как это бесит мужчин. Как они отпираются от своего внутреннего ребёнка. Как хотят задушить в себе этого бедного, несчастного и без того покалеченного мальчишку.
— А давай я со своим юным калекой сам как-нибудь договорюсь! — рыкнул он.
— А получится? — серые глаза вспыхнули вызовом. — Знаешь, сколько тут таких побывало? Днём они миллиардами ворочают, в короля джунглей играют. А ночью кошмарами мучаются и импотенцией. Думаешь, это случайность? Неприятное совпадение?
— С потенцией у меня всё в порядке, — мрачно усмехнулся Марат, старательно отгоняя от себя воспоминания того вечера, когда держал в руках извивающуюся от гнева жену.
Держал и невзирая на всю свою злость и давно копившуюся ревность ко всему, что её окружало вместо него, не мог сказать ей ни слова правды.
Нет, не стоит думать об этом прямо сейчас. Об этом он подумает позже.
— Я знаю, — печально и без смущения ответила Ника. — Хоть для меня это и удивительно, потому что ты ходячая психотравма. Но, видимо, эта травма настолько сильна, что работает скорее как источник, откуда ты черпаешь свою разрушительную энергию. И попробуй мне возразить, Марат. Ведь зачем-то же ты притащил в дом чужую женщину. Уложил её в супружескую постель.
— Постель была не супружеской! — рявкнул он, будто сам этот факт что-то менял в сути поступка.
— Думаешь, Милене от этого легче? — и в серых глазах стыла такая тоска, будто он не жене изменил, а ей. — Ответь, зачем ты это сделал, если не для того, чтобы всё разрушить своими руками?
На этот вопрос он смог бы ответить только жене. Потому что ответ был слишком позорным.