Снова ничего. Кажется, у них там обеденный перерыв.
Я побрел наугад в эту бесконечную белизну, засунув руки в
карманы. Идти было бессмысленно, пейзаж не менялся. Я мог бы идти
так вечность. И, возможно, мне это и предстояло. Но тут я ее
увидел.
Она не появилась из ниоткуда. Она просто… была. Стояла в
нескольких метрах от меня, словно ждала, пока я нагуляюсь. Все та
же старушка. Сморщенное, как печеное яблоко, лицо, хитрая улыбка и
глаза, в которых, казалось, отражались все звезды Вселенной.
— Потерялся, внучок? — проскрипел ее голос, нарушая мертвую
тишину. — Или нашел то, что не искал?
Я остановился и уставился на нее. Вся моя усталость, вся моя
растерянность мгновенно сменились раздражением.
— Опять вы, — выдохнул я. — Знаете, я уже устал от ваших
загадок. У меня тут, между прочим, экзистенциальный кризис, а вы со
своими ребусами. Давайте начистоту. Я умер?
Она усмехнулась, и морщинки у ее глаз собрались в затейливый
узор.
— «Умер» — какое громкое, окончательное слово, — протянула она.
— Слишком простое для такого сложного процесса. Ты скорее… на
паузе.
— На паузе, — повторил я, чувствуя, как начинаю закипать. —
Отлично. А теперь объясните мне, что это за пауза такая? Я думал,
все это — кома. Сон. Что после того, как меня сбила машина, я либо
проснусь в реанимации в своей родной больнице Александром
Николаевичем Шпаковым. А я где?
Я почти кричал, и мой голос, казалось, вяз в этой ватной тишине.
Я был на пределе. Мне нужны были ответы.
— Нить не рвется, внучок, она лишь меняет узор, — спокойно
ответила старуха. — Ты все еще держишь ее конец. А где ты… ты там,
где и должен быть. На перекрестке.
— К черту перекрестки! — я сделал шаг к ней. — Да кто вы такая,
в конце концов?! Ангел? Демон?
Она посмотрела на меня, и в ее глазах на долю секунды
промелькнула тень то ли грусти, то ли сочувствия.
— У меня много имен, — тихо сказала старушка. — Люди называют
меня по-разному. Богиня. Повелительница. Ками. Можешь звать меня
так, как тебе удобнее.
Я замер.
— Богиня? — недоверчиво переспросил я. Я оглядел ее с ног до
головы. Старенький платок, поношенная кофта, стоптанные башмаки. —
В образе… простите, конечно, но вылитой бабы Мани с нашего дачного
поселка, которая вечно самогонкой приторговывала? Не слишком…
солидно для божества.
Она рассмеялась. Не проскрипела, а именно рассмеялась. Звонко,
почти по-девичьи.