— Глупый внучок, — сказала она, и смех ее затих. — Этот облик
тебе привычнее. Он не пугает. Не заставляет падать ниц. С ним проще
говорить. Я всегда принимаю ту форму, которую твое сознание готово
принять. Но если тебе так будет проще…
И в этот момент она начала меняться.
Это было похоже на рябь на воде. Ее фигура задрожала, поплыла,
теряя очертания. Старушечьи морщины разгладились, словно их стерли
невидимым ластиком. Сгорбленная спина выпрямилась. Седые волосы,
еще секунду назад спрятанные под платком, хлынули вниз сияющим
водопадом.
Она словно соткалась заново из этого белого света.
Когда видение обрело четкость, я остолбенел.
Передо мной стояла девочка. Маленькая, хрупкая, лет четырнадцати
на вид.
Ее волосы, длинные, невероятно густые и волнистые,
желтовато-русого оттенка, водопадом ниспадали до самых ее босых
ног, лежа на белом полу, словно сотканный из лунного света ковер.
Кожа ее была нежной, персикового цвета, и, казалось, светилась
изнутри. А глаза… Глаза были огромными, цвета летнего неба, но в
них не было зрачков. Они были как два чистых, бездонных озера, в
которых можно было утонуть.
На ней было вычурное, многослойное одеяние нежно-розового цвета,
украшенное бесчисленными оборками, кружевами и лентами. А вокруг
тонкой шеи была повязана широкая алая лента, завязанная сбоку
пышным бантом.
Она стояла и смотрела на меня. И в ее бездонных глазах не было
ни возраста, ни эмоций. Только вечность. Я стоял, как вкопанный, с
открытым ртом. Такого я ж точно не ожидал.
— Так… лучше? — прозвенел ее голос. Он был тонким, но в нем
будто слышались отголоски тысяч других голосов: мужских, женских,
старческих. — Или этот образ смущает тебя еще больше, дитя
человеческое?
«Дитя человеческое». Вот так, просто и без затей. Она смотрела
на меня с легким, почти незаметным любопытством.
— Отставить загадки! — наконец выдавил я, и мой собственный
голос прозвучал на удивление твердо. Возможно, это был последний
рубеж обороны моего рассудка. — Я устал. Я хирург, а не чертов
разгадыватель ребусов. А вы… вы… — я махнул рукой в ее сторону, — в
общем, будьте добры, объясните мне все. Нормальным, человеческим
языком. Без метафор про птиц, клетки и красные нити. Что
происходит?
Ками склонила голову набок, и на ее губах, впервые за все время
нашего знакомства, появилась живая, настоящая эмоция. Это была
озорная, чуть насмешливая ухмылка.