— Как вы знаете, мы сейчас работаем с требованием Алены Игоревны об установлении единоличной опеки над Гордеем…
У меня от бешенства заныли зубы.
— На сегодня у нас назначена – предварительная – беседа в суде. И пока изучали документы к процессу, то выяснили, что год назад Алена Игоревна сменила фамилию. Причем только в Финляндии. В нашем ЗАГСе я никаких документов не нашел.
— И? — поторопил я адвоката, потому что устал от этой долгой прелюдии.
Он проехал весь путь от Москвы до моего дома к восьми утра понедельника, чтобы рассказывать мне о прошлом этой суки?..
Эдуард Денисович вздохнул, аккуратно снял очки и принялся вытирать из специальной салфеткой, своей медлительностью и неторопливостью доводя меня до зубовного скрежета.
— Мы думали, что она вернулась в Москву не так давно, специально, чтобы начать процесс по Гордею. Но теперь мы сделали новый запрос, уже на ее другую, финскую, фамилию…
— Какого хера ты тянешь?
Я не сдержался, повысил голос, потому что чувствовал выворачиваемым наизнанку нутром, что адвокат неспроста ходит кругами вокруг до около. Очевидно, новость, которую он не решается мне сообщить, будет очень, очень херовой.
— Посмотрите сами, — он махнул рукой. — В папке сведения о ее пересечениях ею границы.
Я послушно рванул веревку, которая удерживала листы вместе, и зашуршал страницами.
— Я проверил даты, — монотонно бубнил Эдуард Денисович, пока я пялился на столбцы с информацией, — впервые под новой фамилией она въехала в страну почти год назад. Пробыла две месяца и вернулась. Потом приезжала еще несколько раз, самый последний – за три недели до похищения вашего сына.
— Это еще ничего не значит, — машинально огрызнулся я.
Адвокат вздохнул.
— Мы заново проверили отели, искали теперь уже по финской фамилии Алены Игоревны, — он сделал театральную паузу. — Все разы она останавливалась в гостинице «Москва».
Вот же ж сука!
Я резко захлопнул папку, смяв несколько листов, и с силой сжал между ладонями. Гостиница, номер которой мы нашли в квартире Капитана. Тогда мы так и не смогли пробить, кому конкретно звонил мой бывший друг. Все же в «Москве» многие стремились сохранить анонимность, и зайди туда было очень сложно.
Зато сейчас, кажется, все и выяснили.
— Она все еще живет там?
Гнев распирал меня, грозясь вот-вот вырваться наружу. Я чувствовал, как злоба схватила меня за горло и мешала дышать. В груди разрасталось тяжелое, давящее ощущение, словно в легких перестало хватать воздуха. Отбросив на диван истерзанную папку, я сжал кулаки. В висках пульсировала кровь, перед глазами танцевали красные пятна. Я убью эту суку, придушу своими руками и закопаю в таком далеком лесу, что никто и никогда не найдет.