— Зачем ты встала в такую рань?
Я был бы не прочь проснуться рядом с ней.
— Не спалось, — она вывернулась из моих рук и шагнула в сторону. – Как вчера прошло? – голос показался мне напряженным. И она избегала на меня смотреть.
— Нормально, — я пожал плечами и уселся за высокий стол. – Вчера просто бухали, никаких дел.
— А как Аверин? — спросила она максимально равнодушным голосом, смотря на сковородку на плите, и я тут же напрягся.
— Нажрался как свинья.
— Понятно, — спустя паузу протянула Маша. Выглядела она почему-то раздосадованной. — А ты сказал ему, ну, про меня?
— А почему ты спрашиваешь? – я прищурился. Откуда этот нездоровый интерес?
— Просто так, — с нажимом отозвалась она и пожала плечами.
Я нутром чувствовал, что ее интерес не вызван банальным любопытством. Какое ей дело до реакции Аверы? Ей с ним детей не крестить.
— У тебя в холодильнике есть только яйца, масло и хлеб, — сказала она, поставив передо мной тарелку с яичницей и бутербродами. И чашку с кофе, из которой над кружкой поднимался ароматный пар.
— Я верну Оксану Федоровну из отпуска.
Едва я взялся за вилку, как зашипела рация.
— Кирилл Олегович, у ворот ваш адвокат. Говорит, что-то очень срочное, — я услышал голос Мельника и выругался про себя.
— Проводи в дом.
Восемь утра. Что могло произойти к восьми утра понедельника? Тем более за выходные.
— Ты бы все же оделся, — насмешливо предложила Маша, откусив от бутерброда у меня на тарелке. – Эдуард Денисович воспитанный человек, конечно, он тебе и слова не скажет...
Она улыбалась, но в ее глазах я видела только настороженность. И страх. Она держала руки под столом, вне поля моего зрения, но я был готов отдать на отсечение голову, что она судорожно заламывала сейчас пальцы.
Я успел подняться в спальню и надеть свитер, когда Эдуард Денисович добрался до моего кабинета.
— У вас позитивные изменения в жизни, Кирилл Олегович? Я встретил Марию Васильевну на первом этаже, — сказал он, проходя к письменном столу.
Мне всегда в нем одновременно и нравилось, и бесило то, что по его непроницаемому лицу никогда нельзя было разобрать истинные эмоции. Холодная юридическая акула – вот кем был мой адвокат. В работе это ему помогало. Да и мне тоже. но я не мог его считать, и иногда это напрягало.
— Можно и так сказать.
Я не хотел это обсуждать, и он это почувствовал. Тонко улыбнулся, поставил перед собой дипломат и достал тонкую папку с документами. Подержав некоторое время в руках, он передал ее мне и пояснил.