— Гори в аду, Фадеев! — шиплю оскорбленно.
Разворачиваюсь, намереваясь уйти, но Никита перехватывает меня, прижимает к своей спине, утыкается губами в мой затылок и громко шепчет:
— Ну все, все. Ш-ш-ш, успокойся. Я больше так не обижу тебя.
Замираю в его руках. Закрываю глаза, глубоко дышу. На удивление Никита не двигается и больше не оскорбляет меня. Стоим так некоторое время, а после он начинает снимать с меня куртку. Откладываю сумку в сторону и помогаю ему.
Внутри сердце колошматится о ребра с такой силой, что причиняет боль. Когда я вот так раздевалась перед мужчиной в последний раз? Несколько лет прошло. Мое тело забыло, что такое мужская ласка. Поэтому все эти касания чужеродны.
Мое тело давно забыло эти руки, оно не помнит их тепла и нежности. А ведь она была… и много. Но я запретила себе помнить о той жизни. Иногда я вижу картинки прошлого и смотрю на них, как на фантазию или сон.
Никита разворачивает меня лицом к себе. Пересиливая себя, я поднимаю взгляд. Фадеев не смотрит мне в глаза, он окидывает взглядом мое позорно трясущееся тело. Так, без прямого зрительного контакта, мне проще.
В полумраке комнаты сложно разобрать эмоции Никиты. Он протягивает руки и берется за мой свитер, медленно тянет его вверх. Я не сопротивляюсь — в этом нет никакого смысла. Он снимает его и отправляет на банкетку.
На мне простой черный лифчик. Без кружев и пуш-апа. Хочется закрыться от Никиты руками или залезть в скафандр, но я выпрямляюсь и опускаю руки вдоль тела. Ник на секунду замирает, его взгляд останавливается на моей груди, и он сглатывает. Да, я знаю, она всегда была у меня немаленькая, а после родов стала еще больше. Опустилась немного, конечно. Но при этом по-прежнему притягивает взгляды.
Никита стоит передо мной лишь в трусах, я вижу его эрекцию. По телу проходит волна дрожи, и я машинально облизываю губы.
Неожиданно Ник опускается передо мной на одно колено. Это очень похоже на эпизод из множества фильмов, когда мужчина встает точно так же и делает предложение руки и сердца.
М-да. Явно не наш случай.
Никита расшнуровывает мои ботинки и по очереди снимает их, оставляя меня в белых носочках. Затем он расстегивает пуговицу на джинсах и тянет их вниз по бедрам, не отрывая взгляда от моего тела. Я могу молиться лишь об одном — чтобы трусики не поехали вниз вместе с тесными джинсами.