– Слыш, ь китаёза… – услышал он сзади грубый голос одного из парней. – Эй… я к тебе обращаюсь, обезьяна жёлтая!
Китаец молчал, никак не реагируя на выкрики позади себя, и по-прежнему с улыбкой рассматривал проплывающие мимо берёзы и ёлки.
– Пацаны. Да он нас ни во что не ставит! – раздался ещё один насмешливый голос.
– Так может, это… он того… по-русски ни бум-бум, – заржал третий.
– Ага… а с шоферюгой через электронный переводчик разговаривал. Не, пацаны. Надо китаёзе всерьёз предъявить. Он оскорбил мои лучшие чувства! Я к нему со всей душой, так сказать, время хотел спросить, а он меня за невидимку держит! Непорядок! А ну пошли, пацаны, разберёмся.
Троица встала и прошла по проходу, расположившись напротив медитирующего китайца.
– Слышь, страхолюдина. Ты че, рамсы попутал? Мы те че, фраера какие, чтобы нас через пень кидать? Я к тебе обращаюсь… э…
– Ты обращался к китаёзе, жёлтой обезьяне и страхолюдине, – молвил, наконец, китаец, не отрывая взгляд от окна.
– Так ты они и есть вместе взятые! – заржали хулиганы.
– Короче так. Ты отдаёшь нам содержимое своего кошелька, а мы за это тебя простим. И даже форму головы корректировать не будем.
– Пожалуйста, – наконец удосужился взглянуть на них китаец и протянул портмоне.
– Так оно же пустое… – разочаровано протянул один из парней и бросил портмоне на пол.
– Тю… вот дурак-то. Последнюю пятихатку водиле за так отдал! Ну ничего… мы сегодня добрые… ограничимся простым извинением. Правда, пацаны?
– Ага!
– Верно!
Загоготали распоясавшиеся качки, предвкушая очередное представление.
– А ну, китаёза… проси у дяди прощения.
– Я не могу. Его здесь нет, – мягко ответил китаец, глядя на них с вселенским спокойствием.
– Кого нет? – слегка опешил хулиган.
– Моего дяди, – улыбнулся старик и вновь отвернулся к окну.
– Да он издевается над нами! – взбесился заводила. – А ну, становись, сука, на колени и моли о прощении! А иначе мы тебя раком загнём и китаянку из тебя сделаем! Ну, живо!
Он потянулся было к косичке мужчины, намереваясь ухватиться за неё всей пятерней, но так и не достиг своей цели, застыв истуканом с расширенными от ужаса зрачками. Что сделал китаец, никто не заметил, и поэтому два оставшихся «любителя китаянок» бросились с кулаками на наглого узкоглазика, но тут же повалились на сидения, замерев в различных позах. Из шеи каждого торчало по маленькой стрелке размером с зубочистку.