Глава 6.
- Здравствуй, здравствуй славный и сердцу любезный город
Ачинск, земли чулымской столица! Принимай гостей! - Константин
Романов, великий князь, надёжа и опора отца и старшего брата,
знаменитый поэт, автор невероятных по красоте песен, инженер,
книгочей и великий умник (и всё это в шестнадцать лет!) ловко
соскочил с норовистого жеребца и троекратно облобызал
"торжественный комитет по встрече".
Константин был абсолютно трезв, но невероятно весел и
словоохотлив. Лучшие люди города на реке Чулым, наслышанные о
свирепости характера второго царского сына (в сравнении с которым
строгий и жестокий император считался добрейшей души человеком)
направляющегося с подшефным лейб-гвардии Финляндским полком на Амур
и по пути прежестоко ревизовавшего работу чиновников, немного
расслабились. Значит верно, что к жителям Сибири великий князь
благоволит. Сибирские тракты и сибирские ямщики ещё тот народ!
Новости о выволочках, учиняемых Константином губернаторам и
городским головам, передавались эстафетами от Екатеринбурга до
Иркутска с рекордной скоростью.
Генерал-адмирал Российского флота то ли повздорил с
царственным родителем, то ли был отправлен в "воспитательное
путешествие" по достижении шестнадцатилетнего возраста, но до
Сахалина и русской Америки решил добираться сперва посуху, а лишь
потом по морю. Тяжело гружёные фрегаты ушли на восток из Кронштадта
без великого князя, и готовились принять его на борт уже в
тихоокеанских водах. Константин же, повторяя маршрут, проложенный
старшим братом, двинул до Амура по сухопутью, грозя "закошмарить",
надо же словечко такое придумать, всю воровскую купеческо-чиновную
сволочь и в кандалах гнать до Николаевска на Амуре и далее на
кораблях, до калифорнийского Форт-Росса, находящегося в совсем уж
запредельном неведомо далёком американском далеке.
Служивый народ трепетал, спешно сдувал пыль с сочинений
тогда ещё малолетнего Кости "О надлежащем устройстве дорог в
Российской империи", писаных им для старшего брата, цесаревича
Александра, вчитывался в рекомендации юного инженера-дорожника и
тихо грустил. Ничего толкового предпринять было невозможно, да и
холода, Сибирь всё-таки, тут хоть заковыряйся - ухабы и колдобины
не сведёшь. Одна надежда на снежок и великолепные зимники. Ачинская
городская "головка" по правде говоря, лишь на божий промысел и
уповала...