- И давненько ты промышляешь воровством, красотка? – он подтянул меня ближе, запустил руку в разрез на своём камзоле. Совершенно пустой разрез – мешочек с парой десятков золотых перекочевал в мой карман мгновением ранее. – У тебя удивительное лицо. Знаешь, не будь ты так похожа на одну… особу, я бы уже с тебя шкуру спустил.
Мимо сновали люди, последняя в этом году Большая летняя ярмарка подходила к концу. Женщины шегелей, кочевого народа, неожиданно осевшего в Сумрачном квартале Гравуара, в пёстрых платьях и с повязанными на головах разноцветными платками водили хоровод, напевая что-то протяжное и заунывное на своём родном наречии. Торговки мясом и молоком обещали продать подешевле, чтобы не возвращаться с грузом, ржали кони и вопили дети, но мне казалось, что вокруг нас образовалась наполненная гулкой тишиной невидимая пустая сфера.
- Какие тонкие ловкие пальчики, детка, – издевался он надо мной. – Неужели не могла найти им лучшего применения? Так я подскажу…
Неженка притянул мою левую руку к своему лицу и легко коснулся губами, а я подумала, сейчас ли вцепиться ногтями ему в глаза или чуть позже, когда он ещё заболтается.
- А это у нас что? – красавчик принялся рассматривать мою ладонь так, словно проверял, настоящая или фальшивая. Чего там смотреть? Рука как рука. Есть, правда, родимое пятно между большим и указательным пальцами, но небольшое и почти незаметное…
…Да кто их знает, этих городских выпендрёжников!
- По-о-оберегись! – раздался резкий гортанный выкрик, и груженный коробками экипаж промчался буквально в полушаге от нас – клянусь, даже у лошади были глаза вытаращены, не то что у возницы. Красавчик-военный дёрнул меня на себя, но в следующую секунду пьяный старик в лохмотьях, издающий густой аромат гнилого сыра, навалился на него, потеряв равновесие.
- Простите, сье, и вы, сьера, но сег-годня такой день, и всего от р-рюмочки нашего, р-родного, эгрейнского, меня так р-развезло!
Неженка попытался спихнуть с себя грузное, отвратительно пахнущее тело, но это было не так-то просто. Ребята Топора своё дело знали. Мгновение спустя – и шумные шегельки прошили собой пространство между нами. Их монотонная, не прерываемая ни на мгновение песнь, заглушила всё, в том числе и ругань и крики обворованного сье – если он, конечно, вздумал бы закричать. Пара вдохов и выдохов – и меня уже не было на площади. Всё обошлось.