– Тебе надо, ты и говори! – Раска все еще полыхала злобой.
Ньял не осердился, замер, а уж потом улыбнулся широко:
– Ты сейчас совсем красивая стала. У тебя глаза блестят, как море у моего торпа*. Очень смелая, Раска, очень. Жаль, что тебя привел Хельги, а не я.
– Я вольная, – уница свела брови к переносью. – Сама пришла. Я не корова, чтоб водить меня.
На Хельги глядеть стало страшно: плечи расправились, кулаки сжались, и весь он едва не искрами сыпал. Раска чуяла, что выскажет сей миг, не смолчит, но окрик кормщика не дозволил:
– Ньял, протока. Ладья к нам развернулась. Лучники у борта, стрелы наложены, – он указывал рукой в сторону. – Осадка низкая, груженый. Мы легче. Уходить будем или примем бой?
– Что скажешь, Хельги? – варяг обернулся к дружку своему. – Мы шли к Изворам, нас меньше было. Про твоих людей они пока не знают.
– Зайди в протоку, а дале я сам. То не твоя сеча, Лабрис. Хочешь поживы, отпусти своих людей, я не за тем лезу, – Хельги отвернулся и пошел, а миг спустя вздевал на себя брони, вешал меч на опояску.
Раска обомлела: вои громыхали оружием. Никто слова не молвил, будто знал свое место и делал дело, к какому приучили сызмальства.
Варяги бросили поднимать парус, сели на лавки и взялись за весла, русы – собрались на носу, выставили щиты*.
– Куда?! – Раска, позабыв обиды, кинулась за Хельги. – Какая такая сеча?! Погоди, я сойду на берег! Глубоко тут? Не потону?
– Какой берег? – Тихий глаза распахнул широко. – Ты ума лишилась?
– Сойду, а ты секись! – Раска подхватила свою суму. – Мы уговаривались, что до Новограда свезешь, а сам меня под мечи подводишь!
– Раска, почему ты опять кричишь? – Ньял подошел. – Я буду тебя беречь, останусь на драккаре. Ты встанешь под мой щит. Если Хельги уйдет к Одину, я отвезу тебя в свой торп и познакомлю с матерью. Ты не останешься одна.
– Куда уйдет? – Раска подумала о дурном, и угадала.
– Не печалься, он погибнет с мечом в руке. Это славная смерть, это смерть героя, – Ньял, видно, был доволен.
– Какая такая смерть?! – взвизгнула. – Хельги, ты чего удумал?! Не пущу!
– Что так? – Тихий бровь изогнул. – Сама меня порешить хочешь?
Эти их речи услыхали вои, да не смолчали!
– Я б не отказался! – крикнул Рыжий. – Раска, пореши меня, обними покрепче и удуши!
Парни отозвались хохотом, прибаутками. А уница и разумела – удаль в себе взвивают. Вспомнила отца, какой уходя на татьбу, шутейничал, потешал матушку. С того и высказала: