Полудничала Раска с варягом, слушала, едва не открыв рот, речь его, чудную и потешную, а тот заливался соловьем, да глядел по-доброму. Унице бы радоваться, но все оглядывалась на Хельги: снова молчал и тревожил взором.
По сумеркам, когда до Новограда было рукой подать, Хельги принялся ехидничать. Раске бы смолчать, а норов ее не позволил: наново разругались, потом умолкли, но взглядами жглись, едва искрами не сыпали.
Теперь, Хельги тащил ее за собой, как корову пеструю, с того Раска наново озлилась:
– Пусти, – прошипела. – Рукав изорвешь.
– Торопись. Идти еще вон сколь, а ты все на драккар глядишь. Там медом тебе помазано? Иль надо, чтоб десяток воев тебя одну дожидался? – взгляд Хельги полыхнул недобро.
– Пусти, сказала, – дернула руку и оглянулась на дружинных, какие несли на плечах поклажу и тихо переговаривались меж собой.
– Отпустил, довольна? Под ноги-то гляди, рухнешь, нос раскровянишь.
– Не твоя забота, – Раска нахмурилась, покрепче перехватила суму и пошла быстрее.
Прошли лесок сосновый, обогнули рощицу и ступили на широкую дорогу, а там уж с невысокого пригорка увидала Раска Новоград!
Куда взор ни кинь, всюду крыши домов, да не землянок, а с клетьми, да с подклетами. Ворота под заборолами высоченные, стены – и того выше. Повсюду вои оружные – где пешие, а где и конные. Мужи, бабы, девки, да деток не счесть. Промеж всего в городище входил обоз, и такой, какого Раска в жизни не видала. Принялась считать телеги, но сбилась, заглядевшись на блескучий Волхов, какой делил Новоград на половинки, на высокие сосны, на рощи вкруг, да на дымку зеленую, показавшуюся на деревах всего за два дня.
– Хельги, что это? – прошептала обомлевшая Раска. – Батюшка Род, сколь людей-то. И как не передавят друг друга?
– Погоди, ты еще сам град не видала, то лишь ворота, – Тихий встал рядом, улыбнулся тепло.
– Там еще больше? Ты шутишь со мной? Правда ли? – и Раска заулыбалась, разумев как-то, что обидам пришел конец.
– Когда я тебе врал? – поманил за собой. – Идем, еще на ночлег тебя пристроить надобно.
– А куда? – Раска торопливо семенила за Тихим.
Глядела за людскую толпу, разумев – явись одна в Новоград, потерялась бы, заблудилась меж домов.
– Князь дружинным землю дал, – указал рукой на домки вдалеке от реки. – Отстроились, репища расчистили, сеять стали. Жён привели, детишек нарожали. Живут родами. Все, как и везде, ясноглазая. Ярун вон домину себе срубил, сестренку пропавшую сыскал. Рядом с ним домок вдовицы моего воя. Посекли его по прошлым летом вои Хороброго, когда бунт поднялся. Вот к ней и сведу тебя. Она хворая, живет с дочкой. Примет на постой, добрая.