Тон чиновника стал небрежным:
— Чего так далеко пришёл?
— Хочу быть писарем.
— Насколько хочешь?
— Очень.
— Грамотный?
— Да, господин. Я долго прислуживал при монастыре, а позже, меня на службу взяла поэтесса Юань Вэй…
— Не слышал.
— Так мало кто о ней слышал, — печально подтвердил юноша. — Госпожа была талантлива и позволяла мне учиться, но её стихи мало кто почитал, говорили, что слишком сложные для понимания. А позже, госпожу постиг недуг…
— Не всем из этой книги, — чиновник указал на записи, — доведётся попытать счастье. — Он привстал и, наклонившись через стол, тихо произнёс: — Раз уж учила тебя поэтесса, помогу. — и ещё тише: — Но и ты меня не обидь. — и, улыбаясь, показал три пальца.
Юноша поднял бровь в недоумении.
— Договорились? — уточнил чиновник.
— Я буду помнить Вас всю жизнь и молиться о Вашем благополучии, господин! — кланялся Сяо Ту, — Спасибо, за Вашу помощь!
Чиновник шикнул, тем самым делая неразумному юнцу замечание, дабы тот говорил тише, и снова лукаво улыбнувшись, махнул рукой, будто все эти хлопоты – не более, чем пустяки:
— Принесёшь завтра.
Сяо Ту удивился, натянув улыбку и, расширив глаза:
— Чего принести, господин?
Чиновник, соблюдая все меры предосторожности, снова показал три пальца.
Сяо Ту зашептал:
— Простите, господин, я не из столицы, поэтому не понимаю, что это значит, — он повторил жест.
Рассерженный чиновник хлопнул ладонью по столу, но быстро огляделся, чтобы удостовериться в том, что готовящиеся к ужину обитатели поместья не обратили на него внимание. После чего, обойдя стол, подошёл прямо к юноше и, наклонившись, прошептал:
— Тридцатью серебряных.
— Трид...?! — отпрянув, громко закричал Сяо Ту, но чиновник вовремя зажал тому рот рукой и снова шикнул:
— Ты совсем дурак?! — он явно был раздражён. — Зачем так громко?! — и повторил, понизив голос: — Тридцать. Серебряных.
— Но откуда мне их взять? — пожимая плечами, искренне недоумевал Сяо Ту.
— Ты что, хотел, чтобы я помог тебе по доброте сердечной? У самого белый нефрит на шее, а он мне говорит, что родители-крестьяне. Ты обманщик? Или же вор? — сощурился чиновник.
— Конечно нет! — юное сердце загорелось праведным гневом. Всю жизнь Сяо Ту оправдывал своё имя, жил тихо и честно! Ну, если только чуточку не совсем… Но, ведь, это было в детстве. Кто назовёт преступником мальчишку, в праздник своровавшего с кухни лишнее печенье?