Закончив, воровато озираюсь. Кабинет у нас просторный, но уж слишком захламленный. Мужики ведь работают, вечно все ненужное из дома сюда тащат.
Стол Бойцова — запретная зона, но меня тянет к нему, как и к тому, кто за ним работает. И если с майором потакать своим желаниям я не собираюсь, то порыться в его «грязном белье» исключительно для дела — соглашаюсь за милую душу.
Так-с.
Кончиками пальцев прохожусь по черной кружке, из которой мой начальник пьет кофе каждое утро. С улыбкой разглядываю прикрепленные к ноутбуку белые стикеры, исполосованные мелким неразборчивым почерком. А потом замечаю фотографию молодого мужчины над планером. По овалу лица, светлым волосам и нахальной улыбке догадываюсь: это отец Тимура.
Тот самый капитан Иван Бойцов, погибший на службе. Майор, конечно, похож на него, но не сильно.
В коридоре раздаются чьи-то тяжелые шаги, и меня как ветром сносит. Едва успеваю опуститься на стул, как в кабинет заходит… хозяин обысканного мной стола.
— Привет, — спокойно здоровается Тимур, расстегивая замок на кожаной куртке.
Мельком отмечаю синюю футболку и черные джинсы с блестящей пряжкой на ремне.
— Добрый день, товарищ майор, — откликаюсь, отворачиваясь к бумагам.
— Учишься?
— Угу. — Закрывшись от Бойцова рукой, я продолжаю гипнотизировать документы.
Вот зачем он пришел? Говорил же: все встречаемся в усадьбе. Вот и ехал бы прямиком туда.
Судя по звукам, Тимур усаживается за стол и перебирает лежащие на нем стопками бумаги.
— А я за заключением заехал, чтобы время не терять. Только вот по пальчикам в музее все чисто.
— Угу.
— Рецидивисты не отметились, по базам — глухо. Это печально.
Голос Бойцова больше не звучит враждебно, как было еще вчера. В нем нет грубости или пренебрежения. Некоторые особо наивные клеточки души даже считывают в интонации майора зарождающееся дружелюбие, но меня этим не провести.
Не-а. Не провести. Я размажу его нарциссизм по стеночке и только тогда успокоюсь.
— Я поговорить с тобой хотел, Валерия, — произносит он вдруг.
Обернувшись, убираю выбившуюся прядь волос за ухо и сжимаю губы.
— Говорите. — Равнодушно пожимаю плечами.
Тимур качает головой, потирает пальцами подбородок и складывает руки на столе, словно преступник на чистосердечном признании.
— Хочу извиниться перед тобой.
— Да ладно? — фыркаю.