— Так вы это называете? —
Уголок губ, пересечённый шрамом, дрогнул в усмешке.
Останавливаться Дитрих явно не
собирался, и Энесс пошла на отчаянные меры. Забежав вперёд, она
замерла у резной колонны, фактически преградив путь к парадной
двери. Только сейчас, бросив цепкий взгляд снизу вверх, журналистка
заметила, каким усталым выглядел ван дер Гасс. Темнеющие под
глазами круги и мятый пиджак красноречиво твердили о том, что
прошлую ночь Дитрих провёл не в постели.
— Давайте обойдёмся без этих штучек,
я не в настроении. К тому же напарник ждёт в машине. — Тёмные глаза
смотрели на Энесс с укором, как смотрят родители на капризных чад,
устав втолковывать им прописные истины.
— Я не задержу надолго. Всего лишь
пара вопросов...
— Я дал интервью менэйру Кейперу. За
подробностями обращайтесь к нему.
Последние слова прозвучали вежливой
пощечиной, и Энесс не сдержалась:
— Раз за разом вы меня избегаете,
придумывая отговорки. Со стороны кажется, будто я больна проказой
или чем похуже. Знаете, я начинаю чувствовать себя изгоем...
— Зря, — он бесцеремонно перебил её.
— Вам давно пора повзрослеть. Откройте глаза, Энесс, вы
действительно больны. Любопытством. Это гораздо хуже
проказы, поверьте мне. И отойдите с дороги, пока не
простудились.
Сквозь отстранённость профессионала
пробилось человеческое раздражение. Журналистка знала, как легко
ван дер Гасс выходит из себя — вспыхивает, как зажжённая спичка. Не
нужно обладать Даром, чтобы почувствовать исходившие от него волны
гнева. Будь она мужчиной, наверняка бы гуляла по редакции со
сломанным носом, а так — задетое самолюбие и ничего больше.
Сжав зубы, она сдалась. Первой
отвела взгляд.
— Всего доброго, менэйр ан дер
Гасс.
Энесс отступила в сторону, ощутив
терпкий запах пота и табака, когда волшебник прошёл мимо. Молча, не
попрощавшись. Взвизгнула петлями входная дверь: мартовский сквозняк
ворвался в вестибюль, разметав рыжие кудри, и плечи вздрогнули под
тонкой блузкой.
II
В кабинет она вошла спустя несколько
минут. Мысли витали далеко. Энесс не тешила личные обиды — хотя
было, над чем поразмыслить, — гораздо важнее казалась информация,
которую Дитрих дал Кейперу и которая появится в воскресном номере
под видом сухой обезличенной статьи. Энесс могла превратить эту
новость в конфетку, но её намеренно затыкали за пояс. К сомнениям и
шпилькам в свой адрес журналистка привыкла, но намеренное сокрытие
правды причиняло почти осязаемую боль.