Энрика никогда не видела нот, по которым играется гимн, но слышала его бесчисленное множество раз, и теперь вовсю импровизировала, развивая полунамеком лишь заложенные в него пассажи и темы. Она уже забыла, с чего начала, увлекшись созданием чего-то безусловно нового, выраставшего на благословленной почве, когда резкий голос оборвал ее полет:
– Какая мерзость!
Энрика открыла глаза и увидела застывшего за калиткой Фабиано Моттолу, в таком же, как у сына, пальто, только размером побольше. Бесцветные глазки на рыхлом лице горели от ярости, а редкие седые волоски стояли дыбом.
– Кощунство! – взвизгнул Моттола. – Ни у кого нет права исполнять гимны Дио без высочайшего на то соизволения! И уж тем паче – издеваться над его замыслом!
– Уж не хотите ли вы сказать, что Дио сам себе все гимны придумал? – выпалила Энрика, как всегда забыв вовремя прикусить язычок.
Моттола отвернулся и потопал, сопя, в сторону церкви. Повернув голову вслед ему, Энрика вздрогнула – только сейчас заметила Лизу Руффини, присевшую на корточки и обхватившую голову руками. Очевидно, она зашла поздороваться, но остановилась, ожидая, пока Энрика закончит игру, а потом увидела Моттолу и, перепугавшись, спряталась.
Гиацинто неверно истолковал содрогание Энрики.
– Не расстраивайся, – сказал он, взъерошив ей волосы. – Он просто бесится, потому что сегодня я женюсь на самой красивой девушке Вирту!
Энрика опустила голову, поняв, что улыбка выходит больно уж кислой. Они с Гиацинто много проводили времени вместе, беседовали. Он любил слушать, как она играет («пиликает», – так он это называл, но ласково, без обиды), она уважала его холодную расчетливость в словах и движениях. Они, наверное, были довольно близки, но до сих пор Энрика представить не могла Гиацинто своим мужем. Как это – спать с ним в одной постели? Да и не только спать… Он казался таким вот – монолитным, высеченным из камня вместе со своим пальто.
– Не забудешь? – попыталась пошутить она, но получилось жалко. – У меня времени только до полуночи.
– Не забуду, – заверил ее Гиацинто. – Приду к половине двенадцатого, и мы вместе встретим новый год. А сейчас извини – побегу. Надо отцу помочь в церкви.
И, напоследок еще раз пробежавшись пальцами по ее волосам, Гиацинто удалился. А Энрика, сразу выбросив его из головы, подскочила к Лизе: