- Охотнички, блин. – Я
встал и отряхнулся. – Чуть сами в сеть не попали.
- Я думаю, что те
останки в лесу и есть эти несчастные животные. – Решила Ляу. –
Только переработанные.
- Уф, хорошо, что мы
догадались лечь. Кто бы там стал разбираться на скотобойне,
разумные мы люди или мясо.
- Тут вообще
безопасное место есть? – Спросил змей таким тоном, будто это мы
устроили ему экскурсию.
- Будем постигать эту
науку эмпирически. – Ответил я. – Впереди горы, и как мне кажется,
там есть безопасное место. Как сказал один хороший человек, лучше
гор, могут быть только горы, на которых ты еще не бывал.
- Поверим и
проверим.
Кошка сделала шаг. В
этот момент что-то щелкнуло над нашими головами и в нее воткнулось
темное жало. Ляу успела бросить на меня удивленный взгляд, ее глаза
закатились под лоб и она упала. Я поднял голову и увидел странное
существо, похожее на космонавта или водолаза. Оно целилось в меня
из трубки. Я ничего не успел. Мне в плечо воткнулось такое же жало.
Я сразу почувствовал, как улетаю из своего тела.
- И мне тоже. –
Услышал я издалека жалобный голос змея.
Глава 4
Бум, бум-бум, бум, бум-бум. Кто-то настойчиво стучал мне в
черепок, в котором подсознание в этом момент рождало яркие
замысловатые галлюцинации. Стук отвлекал меня, из-за чего
галлюцинации становились серыми и тревожными. В бессмысленный
артхаус воспаленного подсознания постепенно добавился еще один
настойчивый звук, похожий на плач грудничка. Барахтаться в радуге
фантасмагорического представления стало совсем некомфортно.
Пришлось через силу открыть глаза.
И сразу захотелось закрыть. Галлюцинации выглядели
правдоподобнее. Вся наша троица неудачников-скитальцев находилась
на белом песочке, рядом с сухой корягой и муляжом какого-то
животного. Ляу, если я правильно интерпретировал кошачьи эмоции,
ревела. Антош валялся без чувств, разинув пасть с двумя широкими
резцами в передней части верхней челюсти. Прежде, я не замечал, что
они у него такие крупные. Раздвоенный язык вывалился и лежал на
песке.
Мы находились внутри стеклянной сферы, как в аквариуме наоборот.
Про себя я назвал ее аэрариумом. То, что за стеклянной границей
была вода, я это видел четко. По ту сторону плавали рыбы, а одна,
крупная, размером с тунца, настойчиво колотила в стекло каким-то
тупым предметом. От моей иронии по поводу разумных рыб не осталось
и следа. Природа забавляла себя, вкладывая разум в совершенно
неподходящие для этого тела.