— Вот это да! И каски эти ваши —
дельно придумано! Столько дырок... И не жарко, и защита какая-то.
Я, пожалуй, себе такую из прутьев ивовых сплету — как яблоки
собираю, так бывает, на голову парочка нет-нет, да упадет...
Ерунда, конечно, но неприятно.
Между тем, они уже подошли к дому,
где Оленцеро повел оба велосипеда так осторожно, словно они
были стеклянными, на ночлег в сарай, а молодые люди бодро процокали
велотуфлями по каменным ступеням крыльца.
Массивная дубовая дверь открывалась
прямо в обширную гостиную, где налево у стены высился
монументальный камин, в котором несмотря на теплую погоду яркое
пламя трепетало на больших поленьях. Перед огнем, прикрытом
узорчатой решеткой, на мягком ковре полукругом стояло несколько
уютных кресел. Всю середину помещения занимал длинный стол со
множеством стульев с высокими спинками по сторонам, а у
противоположной стены, из-за размеров комнаты на почтительном
удалении, был устроен кухонный уголок с большой дровяной плитой и
удобной стойкой, над которой на крючках висела всевозможная утварь:
отполированные до блеска сковороды и кастрюли, дуршлаги и
половники, целая выставка ножей всевозможных форм и назначения.
Вообще-то в доме была еще отдельная кухня — большая и светлая,
полностью экипированная, но ей пользовались редко, лишь во время
подготовки больших празднеств. Катталин рассказывала Йону, что Мари
Доминги специально попросила Оленцеро обустроить ей место для
готовки в гостиной, чтобы не проводить много времени одной в кухне
— ведь готовить она очень любила.
На плите, как обычно, булькало что-то
ароматное, и неутомимая и жизнерадостная хозяйка дома в высоком
остроконечном чепце, с энтузиазмом помахала гостям свободной рукой,
не переставая помешивать очередной кулинарный шедевр.
— Добрый вечер, Мари! —
Катталин помахала в ответ, Йон присоединился к этому обмену
приветствиями. — М-м-м! Как вкусно пахнет! Наверняка сегодня будет
что-то особенное!
Хозяйка заулыбалась, чуть смущенно,
но вместе с тем было видно, что комплимент она считает вполне
заслуженным.
— Дядюшка сказал, мы можем пойти
помыться...
Мари ухитрилась сделать жест сразу
извиняющийся — мол, готовящуюся еду нельзя оставить без присмотра,
и вместе с тем приглашающий чувствовать себя как дома, безо всяких
церемоний.