Но стоило случиться паузе, как тот снова принимался:
- Господин, не проходи мимо! Где найдешь таких прекрасных женщин
по такой «смешной» цене?
- Некогда мне тут с тобой «хохотать», да и незачем. У меня в
достатке и прачек и поварих, - отрезал кто-то ворчливый и явно
немолодой.
- Эй, вернись, твоим костям пригодится юная «грелка»! Потратишь
серебро здесь, сэкономишь – на очередном походе в храм! -
насмехался вслед весельчак.
- Достойный корчмарь Семан Шестипалый (9), зовет отведать
свежайшей, только что выловленной рыбы в его «Пьяном карпе». За
пару серебряных гельдов, можно получить большое блюдо жареной
рыбы на четверых, два кувшину прохладного пива, обсудить дела в
покое и удобстве!
(9) Семан (древнегерм. [seo-] море +
[-man] человек, мужчина) – Морской
человек.
- О, посмотрите какие славные воины! Женщин они, конечно же,
привыкли брать с мечом в руках, но биться в нашем городе не с кем.
Может быть, заплатите серебром, просто чтобы испытать себя и в
таком деле? Вдруг понравится…
- Куда ты потащила бочку, - врезался в монолог чей-то визгливый
дискант. – Ну-ка сворачивай! Да, к трактиру давай… - стал удаляться
его обладатель.
А весельчак-работорговец все не унимался:
- …смотрите, смотрите, сколько сегодня здесь «владык сечи,
мечемашцев, ясеней битвы и пней кровавого поля»! (10)
(10) Кеннинг – разновидность метафоры,
характерная для скальдической, англосаксонской и кельтской поэзии;
описательное поэтическое выражение, состоящее как минимум из двух
существительных и применяемое для замены обычного названия предмета
или персоны. Могут быть составными, например «ясень бури мечей»
(буря мечей — битва, ясень битвы — воин). Встречаются и очень
сложные многосоставные кеннинги, такие как «липа пламени земли
оленей заливов» («олень заливов» — корабль, «земля кораблей» —
море, «пламя моря» — золото, «липа золота» — женщина). Здесь:
перечисляются кеннинги, означающие слово «воин», при этом последний
– явно подколка. «Пни» - остаются после срубленных
«деревьев».
«…Ну вот, неужто и в этот приезд, не обойдется без скандала с
городской стражей. Они же меня в следующий раз просто не пустят в
город. От греха подальше», - не без иронии подумал Игорь.
Нет, в своей охране он был уверен, а вот пополнившие свиту сынки
и племянники из благородных семей бывшего восточного анклава, могли
и чересчур «лично» воспринять остроты болтуна.