– Не могу представить, что когда-либо где-либо было иначе: внимание определяло мир всегда – в этом нет никаких сомнений. Выходит, что внимание абсолютно вне времени. Более того, время, как и пространство, тоже следствие и продукт внимания.
У него захватывало дух от перспективы освободиться от времени. Достаточно было найти проводника, мастера. Но было и страшно. Страшно из-за таких открытий навсегда остаться одному и лишиться любви. Внимание и любовь разделялись в его представлении огромной пропастью. Логически это не объяснялось, скорее наоборот: логика требовала, чтобы внимание было первично по отношению к любви. Что любовь – вид внимания. Только ему чувствовалось, что внимание и любовь неродственны. Время и внимание родственны, явления и внимание родственны, а любовь оставалась самой собой, неприкаянной. То ли любовь не явление, то ли не было во внимании лёгкости и крыльев. Была какая-то едва скрываемая корысть.
Внимание он приравнивал к источнику существования. Но существования биологического, дарвинского, фрейдовского, что лишало видимый мир сакральности. Он не мог допустить, что всё вокруг – разные формы, борющиеся между собой за внимание, как птенцы, клянчащие у сороки принесённую ей пищу. Дети одного семени становятся конкурентами. Что-то в этом было неправильно. Но неправильность нужно было искать в собственных умозаключениях, а не в данной ему действительности.
Через полгода после открытия воронки хронического счастья Шишликов встретит Галю, о чём в попытках сохранить отношения напишет повесть. Повесть не о Гале, а самой Гале, потому как из всех местоимений к настоящему применимо одно только «Ты». Ты – настоящее, ты – диалог. Местоимение же «Она» предполагает личное отсутствие человека в данный момент, что для Шишликова было недопустимо. Книга была лишь средством для продолжения диалога. Таким же, как телефон, почта и личные встречи.
И если Шишликов не мог позволить себе говорить о Гале в третьем лице, то теперь сам становится третьим лицом, и таким образом облегчает задачу поведать миру, что было дальше.
А дальше было то, что Шишликов брёл из храма домой, и вокруг медленно сменялись перекрёстки и дома. Некоторые с лепниной, орнаментами, изящными балконами. Часто напротив приятного вида дома стоял дом, по красоте своей совершенно ему неравный. И очень быстро Шишликова захватила очередная головоломка: «В каком доме хочешь жить? В красивом и видеть посредственный или в посредственном, а видеть красивый?»