После боя курантов мой призрачный суженый исчезнет до следующего декабря. Разве могу я предать его и не прийти в сон? Ненавижу и люблю его. Не представляю какой, а всё равно хочу до безумия.
Да, я давно сошла с ума, но пусть хоть родные об этом не знают.
– Мама, я же говорила, что с друзьями отмечаю. – Стараюсь улыбаться открыто, поправляю шарф и натягиваю перчатки. В подъезде пахнет сухой пылью и растаявшим снегом.
– Друзья… Да, конечно. С наступающим тебя.
В голосе мамы звенит печаль. Она догадывается, что из года в год я праздную в пустой квартире, но никогда не говорит об этом. Уважает мой выбор, хотя и волнуется. Пусть лучше не представляет, как мне в предновогодний вечер плохо.
Возвращаюсь не несколько ступенек вверх и целую её в щеку.
– Взаимно. Я позвоню. – Отхожу и понимаю, что лицо горит от нервов. – Прости, что крикнула. Последний номер, очень большая нагрузка. Устала. Понимаешь?
– Яр, у тебя всё в порядке? – говорит она, кивая и туго стягивая края вязанной кофты.
– Все прекрасно! – добавляю в голос тепла и веселья. – Не волнуйся. Папе привет! – касаюсь её плеча и быстро убираюсь прочь, потому что слёзы сейчас сами собой брызнут из глаз, и тогда я не смогу ничего объяснить.
Вылетаю из подъезда и заглатываю летящие навстречу снежинки. Они секут щёки, врезаются в ресницы и ползут слезами по коже.
Ненавижу зиму. Ненавижу снег. Ненавижу себя за то, что люблю призрака из сна.
Не рядом. Не вместе. Навсегда.
Просто-непросто, но нужно так.
Ты где-то там, а я здесь. Не беда.
Каждый по-своему счастлив. Да?
В офисе мрачно, как всегда. Журналисты распивают чай возле окна и бурно обсуждают любовный скандал известного местного музыканта. Белобрысый, синеглазый, накачанный мешок без мозгов снова отличился. Вечно улыбается в камеру, как идиот, таскается с кучей баб, а потом не они между собой не могут его поделить.
– Яр, ты с ума сошла? – Навстречу вылетает взъерошенная Ксюша – верстальщик.
Я холодно отодвигаю её и, выровняв спину, захожу в кабинет. Мой компьютер раскурочен, на рабочем столе творится изысканный беспорядок. Непонимающе оборачиваюсь.
– Что происходит?
Дверь, не успев закрыться, распахивается, и красное лицо главного редактора выпячивает на меня светло-карие глаза с паутиной капилляр. Да, весь офис перед сдачей номера не высыпается, но у шефа вампирские глаза пожизненно – меньше надо за воротник заливать высокосортный коньяк.