В сопровождении сиделки и двух санитаров доктор вошел к нему в палату.
– Ну же, мисс Беллер, съешьте хотя бы пару ложек этого чудесного супа. Мы пришли составить вам компанию, – произнес доктор, делая последнюю попытку уговорить трудного пациента.
– Я отказываюсь есть в знак протеста: меня удерживают здесь незаконно, – ледяным тоном заявил Дик. – Я психически здоров, так же, как любой из вас.
– Да, да, безусловно, – мягко успокаивал доктор.
Он кивнул санитарам. Один был крупный и сильный, второй – тонкий, гибкий и очень неприятный – классический второй убийца из театральной пьесы.
– Я отказываюсь есть! Вы не заставите меня! – возмущался Дик. – Пустите!!! – не на шутку разозлившись, заорал он, когда мощная ладонь большого санитара тяжело опустилась на плечо.
– Давай без глупостей, – беззлобно сказал силач. – Хорош руками-то махать. Все равно без толку. Лучше поешь, суп очень вкусный.
– Пустите!!! – визжал Дик, полностью потеряв самообладание. – Я не позволю издеваться над собой!!!
Он рванулся изо всех сил, но большой санитар крепко обнял его за плечи, словно огромная мать, успокаивающая капризного ребенка. Дик почувствовал себя совершенно беспомощным. Борьба его измотала. Слабея с каждой минутой, он вяло отбивался ногами. Но больше ничем пошевелить не мог.
– Ну, ну, тише, тише, – ласково ворковал громила.
Тощий санитар в это время ловко накинул ремень на ноги Дика и туго затянул. Пациент был полностью обездвижен. Тогда ярость Дика выплеснулась в словах – непристойных, отвратительных, гадких. Последний раз он так ругался еще в школе.
– Руки прочь! – кричал Дик. – Пустите, черти! Сволочи! Свиньи! Сволочи! Свиньи! – снова и снова завывал Дик.
Санитары быстро привязали его ремнями к стулу, голову зафиксировали. Доктор поднес к лицу Дика жуткого вида трубки, а потом стал запихивать ему в ноздри. Дик давился, кашлял и отплевывался. Горло сдавливали рвотные спазмы, крики перешли в нечленораздельный вой. Это все равно, что говорить: «А-а-а-а-а!», когда корень языка прижат ложкой, только гораздо хуже. Дику казалось, что он нырнул в реку с головой и в ноздри попала вода. Ненавистные ощущения! Но даже они не шли ни в какое сравнение с тем, что Дик испытывал сейчас. До сих пор в его жизни не было ничего ужаснее.
Тщетно пытаясь освободиться, несчастный лишь окончательно выдохся. Санитарам пришлось перенести ослабевшего Дика на кровать. Он лежал на спине, не в силах пошевелить и пальцем, и смотрел в потолок. Дик словно плавал в приятной невесомости: казалось, он парит в воздухе, как бестелесный дух. Не желая расслабляться, Дик нарочно направлял свои мысли на только что пережитый кошмар. Его подвергли болезненной, гнусной пытке! Сделали жертвой чудовищной несправедливости! Дик задумался о миллионах убитых и погибающих прямо сейчас на войне, о боли всех и о боли каждого из несметного количества людей в отдельности. О боли, которую не передать словами, с которой остаешься один на один, без надежды на сострадание. О боли вечной, без начала и конца, заключенной в бренные тела, существование которых ограничено временем; о боли как таковой, не вмещенной в определенный объект; о боли, лишенной логики и смысла, затягивающей в черную пропасть отчаяния. В какой-то момент высшего откровения Дик увидел и ощутил вселенную во всем ее ужасе.