Чем Гималаев вечных тень,
Воспетого в девятый день.
Лида распечатала тексты на принтере и позвонила Степану:
– Мне необходимо тебя увидеть.
– Хорошо, еду, – от встреч с женщинами он редко отказывался. Объяснял это тем, что похмелье суть состояние, близкое к умиранию, и потому живой организм стремится реализовать инстинкт продолжения рода.
– Это тебе, прочти, пожалуйста, – сказала она, смущённо улыбаясь.
– Что это?
– Стихи.
– И всё? А к себе не пригласишь?
– …
– Ага, понятно. Хотя не очень. А стишки я дома прочту. Ну пока.
Стёпа поспешил к метро, на другом конце города его ждала другая женщина. Он надеялся, что не такая дура, как эта серая мышка. Лидин подарок сунул, разумеется, не читая, в ближайшую урну.
Через неделю в автобусе по дороге домой Лида перестала дышать.
– Такая молодая! – сокрушались пассажиры, пока врачи пытались её оживить:
– Давай, милая, давай, дыши.
– Нет! Ни за что! – кричала, воспаряясь над собственным телом Лида.
И мне ответил Бог:
– Я даровал тебе твой слог —
Твой посох, он верней плеча
Того, что ищешь, дни влача.
Любовь живёт в иных мирах!
Конечно, её никто не слышал. Да это и не важно. Счастливая, она устремилась на встречу с Любовью.
Мой свекор, дед Николай, царствие ему небесное, пил методично и регулярно, как он сам говорил, «через два на третий». На протяжении долгих лет это был непреложный закон его существования. Что бы ни происходило вокруг: бесконечные приезды и отъезды многочисленных родных, свадьбы и разводы, слабые и мощные, с драками и без, но регулярные скандалы его сыновей друг с другом и со своими жёнами, приезды слабоумной дочери с малолетними хулиганами, переезды, ремонты, болезни, пожары, мировые катаклизмы, да хоть конец света – «третий день» начинался, протекал и заканчивался всегда одинаково. Вне зависимости от наличия в доме гостей или друзей – впрочем, своих друзей у свекра не было, разве что иногда захаживал сосед-алкоголик, что никак не меняло дело – этот день дед Николай проживал один.
Перед третьим днём был «канун». В «канун» по мере приближения «третьего дня» возбуждение нарастало. Тощее тело свекра болталось из комнаты в комнату со всё возрастающей частотой. Иногда он замирал у телевизора, привлечённый яркими вспышками и всегда громким звуком, от чего раздражался ещё больше и ругал матерно каждого, кто попадался на пути. Больше всех доставалось Антонине Дмитриевне, его жене. Но она, движимая ненасытной жадностью и к работе, и к деньгам, продолжала невозмутимо строчить на швейной машинке. Обшивая городскую элиту, она зарабатывала впятеро больше меня, начальника патентного отдела крупного предприятия, и своего сына, художника-оформителя, но фраза «денег нет» повторялась ею по тысяче раз на дню. К тому же она давно смирилась с неотвратимостью «третьего дня».