Откуда взялось это горькое слово,
Что бьёт наотмашь, выбивая слезу?
В нём жалость, и боль, и что-то от злого,
Что есть в человеке на самом низу.
Я помню, как часто в мой адрес звучало,
Оттенками разными раня меня:
«Эй, безотцовщина!» – и будто сжимала
Сердце тисками обиды броня.
Дяди и тёти охали, ахали,
Гладили жалостливо по голове,
Иные от «щедрости лёгкими взмахами»
Внушение делали сироте.
Всё обижало: и злость, и жалость,
Грудь распирала протеста волна,
И дяди чужого «невинная шалость»
Взрывала, но всё заглушала война.
В памяти детской остались навечно
Образы воинов в белых бинтах,
Их по-отцовски улыбки сердечные,
С грустью замешанные в глазах.
Глядя на нас, раненый каждый
Мыслью своею к груди прижимал
Тех малышей, что оставил однажды,
Милую, сердце которой отдал.
Врезались в память салюта раскаты,
В каждой семье ожиданья накал.
Домой возвращались с Победой солдаты,
А я всё ходил на вокзал и всё ждал.
Не верил, что делаю это напрасно,
Завидовал тем, кто любимых встречал.
Я и сейчас представляю прекрасно
Те грёзы, в которых отца обнимал.
Да, «безотцовщина» – горькое слово,
Я её выстрадал в жизни своей,
Поэтому голос свой снова и снова
Я отдаю в защиту детей.
Чтоб солнце светило им радостно всюду,
Чтоб не было личиков в горьких слезах,
Пусть мамы и папы всегда с ними будут,
Пусть счастье сверкает в их милых глазах