Брайс стоял как столб посреди кабинета и с деланым интересом рассматривал интерьер. Грамоты, дипломы, награды и регалии. Казалось, сотрудники Института успели совершить открытий на несколько жизней вперед. Всё, что его окружало с тех пор, как он впервые прибыл на остров, было для него чужим и непонятным. Все, с кем он говорил, были очень заняты «необходимыми человечеству» научными изысканиями.
Дверь кабинета открылась. Габи Хельгбауэр вошла молча, не поднимая глаз ни на Брайса, ни на Робертса. Вместо белого халата на ней был черный кардиган, волосы повязаны темной лентой.
– Здравствуйте, инспектор Брайс, – тихо сказала доктор Хельгбауэр. – Я попробую успокоить мальчика и помочь ему прийти в себя перед тем, как вы заберете его в участок.
– Я даже настаиваю на этом… – начал Марк Робертс.
– Какая забота, Марк, – враждебно сказала Габи.
– О! А что у тебя на руке? Ссадина? – Марк Робертс смотрел на ее запястье, испачканное запекшейся кровью.
«Ссадина? Это ты мою комнату еще не видел», – зло подумала Габи, но ничего ему не ответила.
Габи за ночь успела сложить свои вещи в чемодан. Аккуратно, педантично соединяла рукава, загибала воротнички. И бесконечно плакала, тихо, без всхлипываний – просто слезы текли по щекам. В раскрытых настежь шкафах – только пустые вешалки, голые полки. Ящики выдвинуты до предела, матрас поднят и сброшен на сторону от кровати. Габи не успокоилась, пока не убедилась, что собрала все до последней бусины. Начало светать. Она устало опустилась на деревянные лаги кровати, забыв, что на них больше нет матраса. Не сильно, но все же ударившись, Габи схватила один из лагов, вырвала его из ленты и швырнула на пол. Потом схватила второй, третий, круша днище кровати, и щепки разлетались по комнате. Она вывернула последнюю доску, вошла в ванную комнату, посмотрела на свое отражение в зеркале и стала с остервенением колотить по нему доской, не замечая сыплющихся на пол осколков. Вместо зеркала перед ней зияла черная задняя панель. Габи обессиленно рухнула на холодный пол.
Утром она надела единственную черную вещь в гардеробе – давно забытый кардиган. Накинула его на темно-синюю блузку. Хотела посмотреть на себя в зеркало, но в ванной его уже не было. Габи не любила траурный цвет и никогда его не носила. Черный не шел ее открытому, пусть и опухшему от слез лицу, россыпи веснушек, синим глазам, наполненным внутренним светом. Пальцы подрагивали – нехорошо. Нельзя было идти к Марку Робертсу в таком состоянии. Пользы от ее присутствия не будет, а вреда и так предостаточно. Габи приложила руку к груди – что там внутри такое тяжелое, твердое, будто камень? Сердце. Она пригладила рыжие волосы, перетянула их темной лентой, несколько раз глубоко вздохнула, закрыла глаза, немного успокоилась и, не утруждаясь ответом на сообщение Робертса, пошла к нему.