– Гляжу, проснулся уже, – прозвучал детский девчачий
голосок, но тоном совершенно серьёзным. – А ты добрый, зверюшку
приручил, заботишься о нём. Зверь - он чует доброту.
Раздвинув полы своей меховой юбки, она присела на
край лежака, поставила источник света на деревянную табуретку, а
затем, не произнеся ни слова, положила перед Калином деревянную
миску, большую и глубокую, со вставленной туда ложкой.
– Ешь.
Голос её хоть и звучал пискляво, но при этом был
тихим и, казалось, отдавал эхом, словно потусторонний. Привыкнув к
яркому свету, Калин присмотрелся к девочке. Поставив поднос на пол,
она уселась поудобней – сложила ноги по-турецки – и тоже изучала
Калина своими светящимися в полумраке фиолетовыми
глазами.
Мальчик моргнул несколько раз,
прищурился… Но нет, глаза её были именно фиолетовыми,
мерцающими, точно два пурпурных огонька. Такого необычного
цвета не может быть у человека, равно как и подобных волос у
маленькой девочки – пепельно-стального оттенка. Они торчали во все
стороны, и если бы не сдерживающий их плетёный ободок, то,
наверное, они не касались бы её плеч, как сейчас, а топорщились бы,
словно от удара током. Но и это было не самым удивительным в её
внешности. На лице девочки сквозь бледную белёсую кожу проступали
черные, бугрящиеся венозной системой тонкие нити жуткой паутины.
Длинное,
почти до пола, платье, сшитое из кусков шкурок пушистых
зверьков бурого, жёлтого, и различных оттенков фиолетового и
синего цветов, так же добавляло необычности её
виду. А вот ноги босые, без обуви, и даже простых
обмоток на них Калин не увидел.
Сердце мальчика пропустило удар. Незнакомка была… её
нельзя назвать красивой, но, увидев хоть раз, точно никогда не
забудешь, намертво отложится в памяти.
Уголки бледно-розовых губ разошлись в стороны. Она
хихикнула, обнажив белёсые зубы.
– Ешь, пока не остыло. Мной ещё успеешь
налюбоваться.
Калин смутился. Уши и щёки предательски запылали. Он
очень надеялся, что при подобном освещении его смущение останется
незамеченным.
Мрякул чихнул, а затем ткнулся мордой в ногу своего
друга. Словно выйдя из оцепенения, мальчик спешно взял в руки
тарелку, поставил её на колени и, с предвкушением вкусно поесть,
втянул парящий аромат… Глаза его сами собой собрались к переносице,
туда же сползли и брови. С подозрением глядя в тарелку, он размешал
ложкой содержимое. Мрякул, видимо, тоже уловил непередаваемые
«ароматы» и, чихнув, замотал головой, потёр нос лапой, затем разом
раскрыл крылья и прыгнул-порхнул на стенку, вцепившись в грубую
кожу когтями. Резво взобрался под потолок, где и затих, поглядывая
своими глазами-бусинами то на еду, то на людей. Подобное поведение
зверька ещё больше поселило в душе сомнения в съедобности этого
зеленоватого варева с плавающими в нём бурыми ошмётками.